Пылающее сердце

Портрет Уэсли в 1724 г. оставил нам Сэмюэль Бадко: «Он был студентом тонкого и острого ума, побеждавшим логикой любые хитросплетения и посмеивающимся над всеми, кого так легко разбил наголову. Вкусом он обладал образцовым; от него веяло мужеством и свободомыслием». Позже, когда он стал модератором групп в Линкольн-колледж, он должен был выслушивать тезисы своих учеников. «Таким образом, я волей-неволей приобрел некоторый опыт полемики, — признавался Уэсли много лет спустя, — прежде всего, умение искать и выявлять искусно замаскированные заблуждения. С тех пор у меня было много причин просить у Бога, чтобы Он даровал мне это подлинное искусство. И вот, когда люди возводили передо мной преграду того, что они называют «доказательствами», я неоднократно разбивал их в пух и прах, несмотря ни на какие обертки, докапывался до самого корня заблуждений и в мгновение ока вскрывал их». Это было поистине бесценное качество, ведь апологетика играет очень большую роль в библейском евангелизме. Как и апостол Павел, проповедник-миссионер ищет доводы в Писании.

Фундамент будущих уэслианских проповедей-комментариев вполне мог заложить его первый тьютор в Крайст-Чёрч, Джордж Уиган. Шмидт называет Уигана «исследователем библейского языка в духе Просвещения. Он открыл новый этап в исследованиях Септуагинты, которыми ранее занимался крупный немецкий ученый Иоганн Эрнст Грабе (1666—1711), приезжавший в Оксфорд».

Вряд ли мы ошибемся, если предположим, что именно у д-ра Уигана Уэсли научился тщательному подходу к библейскому тексту, столь характерному для его проповедей и еще более — для «Комментариев» к Новому и Ветхому Заветам. В конце 1723 г. Уиган перешел в сельский приход, чтобы сосредоточиться на экзегетических исследованиях; там он прожил больше пятидесяти лет. Следующим тьютором у Уэсли был Генри Шерман, с которым он находился в более доверительных отношениях, хотя тот, по всей видимости, не оказал на него особого влияния. Дружеские отношения были у Уэсли и с Джонатаном Колли — регентом Крайст-Чёрч. Антикварий Томас Херн презрительно назвал Колли «апокалиптиком, погруженным в книги об Откровении и читавшим, помимо Меде (Mede), все, что ему попадалось на эту тему». Однако не исключено, что такая оценка — всего лишь следствие тогдашних предубеждений против эсхатологических поисков, и собственные представления Уэсли о конце времен, быть может, начали формироваться как раз в эти годы. Во всяком случае, позже он читал и Джозефа Мида, и Чарльза Добуца, причем обе книги рекомендовал ему Колли.

Уэсли окончил университет в 1724 г., получив степень бакалавра гуманитарных наук. В том же самом году уже прослеживаются некоторые признаки того, в каком направлении будут развиваться дальнейшие события. Уэсли еще не думал о рукоположении и не искал той реальности в вере, которую позже обрел в евангельском обращении. По словам Шмидта, «первые годы в Оксфорде напоминали школьные дни в Чартерхаусе; акцент делался на систематическое образование, знание самого главного и основного. Тьюторы, очевидно, одобряли круг его интересов и даже любовь к поэзии». Как мы пытались показать выше, появившийся у него интерес к некоторым предметам помог ему в жизни, полностью посвященной евангелизму, однако пока он об этом не догадывался.

Поворотный момент пришелся на 1725 г. Из дневника, который Уэсли начал тогда вести, мы можем многое узнать о состоянии его духа (на его духовных поисках мы остановимся в следующей главе). В мае он в первый раз (но никоим образом не в последний!) обсуждал с матерью теологическую проблему. Появившаяся у него тяга к христианской истине и практике совпала с растущей уверенностью в том, что он призван стать священнослужителем. Трудно сказать, что чему предшествовало; скорее всего, оба желания появились одновременно. В январе 1725 г. он даже признался в своих планах родителям. Реагировали они по-разному. Сэмюэль посоветовал проявить осторожность, подождать, чтобы удостовериться в своем призвании, а также поучиться хоть немного греческому и древнееврейскому. Он хотел быть уверенным, что Джоном движут интересы, полностью свободные от каких-либо эгоистических мотивов: в XVIIII в. этот вопрос стоял очень остро. Служение в Церкви должно было стать для сына не только «средством пропитания», как у сыновей Илии: «Главным источником и стимулом, в сравнении с чем все остальное — вторично, должны быть слава Божья и служение церкви на благо ближнему. Горе тому, кто с менее серьезной целью примеривается к столь священному труду».