Пылающее сердце

Таким образом, по словам д-ра Молдвина Эдвардса, эти три писателя больше чем кто бы то ни было «раскрыли для Уэсли богатства внутренней жизни». Они указали ему цель — но не привели к цели. «Все эти писатели, — добавляет Эдвардс, — сформировали в нем потребность, которую не смогли удовлетворить». Впрочем, признавая, что Уэсли многим обязан Тейлору, Фоме Кемпийскому и Jlo, следует проявлять достаточную осторожность, чтобы не переоценить их влияние. Вместе с тем, можно согласиться с профессором Аутлером, когда он пишет про Уэсли: «От своих великих духовных учителей... он узнал, что вера — это либо очень серьезно, либо она просто мертва». Он искал живой веры и полагал, что его постоянные усилия не окажутся напрасными.

Определив для себя конечную цель, Уэсли отставил случайных знакомых и предался самому что ни на есть аскетическому образу жизни. Дневники его запечатлели неустанную тягу к самоистязанию. Порой он учинял своей душе жесточайшие разборки. Все самые сокровенные желания и чувства он поверял требованиями беспощадной совести — снова обращаясь при этом к Рим. 7. Карнок оставил нам яркую картину такого уничижения: «Он бросает свою истерзанную душу на роги жертвенника, и пламя пожирает ее. Он беспощаден к себе. Он никогда не прощает себя и не молит о малейшем прощении. Когда грех его тяжелее, чем обычно, единственное искупление для него — крайнее усиление внешних требований. Прежние правила получают новый акцент, а к Богу неизменно возносится вопль на священном языке ‘kurie bohqei’ (гр. «Господи, помоги!»). Больше закона, больше способов его исполнения. Еще одно охвостье во флагеллантской плети, еще один узел в старой веревке». Перед нами - ужасающее подобие буньяновского человека в железной клетке. Не удивительно, что вскоре Уэсли оказался на краю отчаяния.

Фома Кемпийский, как казалось Уэсли, полагал, что Бог не предназначает своих детей к счастью. Уэсли отвергал такую позицию, хотя его протест не проистекал из собственного опыта, сам он был чужд миру и радостям веры. По своему темпераменту он был человеком жизнерадостным, но насколько можно заключить, оптимизм его мало отразился на вере. Процитируем еще раз Карнака: «Его священная песнь записана в миноре. Это вопль страдания и разочарования. В первом ‘Дневнике’ нет радости. Какая огромная разница между этими мрачными желтыми страницами и посланиями св. Павла к Фессалоникийцам и Филиппийцам, между верой Уэсли 1725-1729 гг. и рукописным молитвенником, с которым Уэсли не расставался все пятьдесят лет евангелистских странствий! Даже сейчас мы можем заметить отпечатки его большого пальца на любимой странице — они темнее и глубже, чем на любых других страницах:

На тысяче языков воспеть хвалу Искупителю великому Моему!..

И нашел я ту тихую гавань, где Есть кинуть якорь моей душе.

До 1725 г. Уэсли не включает песнопения ‘К радости верующих’ в число духовных упражнений, предназначенных для вечера субботы»44. Так было вплоть до 1738 г. Только потом он начал находить в них нечто стоящее. Пока же он пребывал в отчаянных, мучительных поисках.

Глава 4

Сотрясая воздух

«Праведность, которую я продолжал проповедовать, которой следовал и доверял, не допускала оправдания плоти. В итоге все время, проведенное в Саванне, оказалось пустым сотрясением воздуха».

Journal 1:470

К 1734 г. здоровье отца Уэсли сильно пошатнулось; он уже чувствовал приближение смерти. Нужно было предпринимать какие-то шаги в отношении эпвортского прихода, чтобы сохранить его за семьей. Сначала предполагалось, что место отца займет старший брат Джона, Сэмюэль, но тот отказался и предложил отцу кандидатуру Джона. Переписка между всеми тремя продолжалась несколько месяцев и имела очень большое значение для Джона. Он уяснил для себя ту цель, ради которой рукополагался, и настаивал, что Бог призвал его не в качестве надзирающего за приходом.