Пылающее сердце

Толпа не всегда действовала по собственной инициативе. В некоторых случаях ее провоцировали враги Уэсли из мелкопоместных дворян или, что довольно печально, из духовенства. «Вне всяких сомнений, именно отношение духовенства и землевладельцев развязывало черни руки и гарантировало прощение; не говоря о том, что подчас во главе ее оказывались дворяне или священники», — полагает К. Вульями. Однажды, когда Уэсли проповедовал в Галифаксе, некий дворянин собрал чернь и стал разбрасывать деньги. Вполне естественно, началась суматоха. Поняв, что здесь он бессилен что-либо сделать, проповедник отвел людей на луг в полумиле оттуда, где и закончил службу. Но беспорядки, поощрявшиеся дворянами, отнюдь не всегда были столь безобидны. Представители высших классов провоцировали самые яростные нападения. Во вторник Масленой недели (1744) беспорядки намеренно устроили владельцы шахт, угрожая уволить любого шахтера, который откажется принять в них участие. В Корнуолле против Уэсли были настроены некоторые из дворянских магистратов, что привело к нападениям черни.

Иногда дворяне и лично участвовали в беспорядках. В Гвеннапе, когда Уэсли читал свой текст, джентльмен («так называемый», как неизменно подчеркивает Уэсли), въехал верхом в гущу толпы и арестовал трех или четырех человек. Потом появился второй и сделал то же самое. Когда община запела псалом, местный глава, Фрэнсис Бичамп, позже — шериф Корнуолла, хотел арестовать самого Уэсли именем Его величества. В Брадфорд-на-Авон «народ оставался вполне спокойным почти до конца проповеди. Затем послышались крики. Особенно старался один, именуемый джентльменом; карманы его были набиты тухлыми яйцами. Неожиданно подошел молодой человек, хлопнул его по карманам, и яйца враз лопнули. Вокруг мгновенно распространился запах, пусть и не столь приятный, как аромат бальзама».

В других случаях дворяне велели своим слугам воспрепятствовать собраниям. Приехав в Сент-Ивс (1750), Уэсли на всякий случай заранее заручился у мэра разрешением проповедовать на рыночной площади. Тем не менее, печально известный Джон Стивенс из Тревальгана наказал своему человеку разъезжать верхом взад- вперед в самой гуще толпы. Хотя некоторые из знатных горожан уговаривали Уэсли не прерывать проповеди и обеспечивали ему защиту, он решил продолжить проповедь в церковном помещении. В этом событии, как всегда, он увидел нечто хорошее: «О, мудрость Господня, ты позволила сатане собрать всех этих людей воедино там, где ничто не отвлекало их внимания, и Слово Его всецело покорило их души!»

Гонения духовенства Уэсли переносил особенно тяжело. Он стремился быть верным сыном Церкви, пока это не противоречило его внутренним убеждениям или не препятствовало труду, к которому он был призван Богом. Он искренне любил своих братьев по служению и готов был оказывать им поддержку, когда их помыслы обращены к Царству Божьему. Вероятно, он очень страдал, когда некоторые из них подстрекали толпу. Самым ярым его противником был Джордж Уайт, приходской священник из Колна (Ланкашир). Тайерман метко именует его «папским ренегатом», поскольку Уайт учился в Дуэ, в католической семинарии. В августе 1748 г. Уайт подписал такой документ: «Сим удостоверяю, что если некто намерен поступить на службу Его Величества, под командованием главнокомандующего, преп. Джорджа Уайта, и Джона Баннистера, генерал-лейтенанта армии Его Величества, дабы защищать Церковь Англии и поддержать мануфактуру в Колне и окрестностях, поскольку обе они пребывают в опасности... да соберутся все у креста, где каждый получит кружку эля и прочее поощрение». Вскоре случилось так, что Уэсли проповедовал недалеко от Рафли вместе с Уильямом Гримшоу. Посреди проповеди толпа «лавиной обрушилась с холма». Люди вооружились палками и битами; очевидно, они рассчитывали не только на кружку эля. Проповедника отвели в Барроуфорд к констеблю, который хотел взять с него обещание, что он больше не приедет в Рафли. Уэсли, разумеется, такого обещания дать не мог, хотя и согласился покинуть город, не устраивая больше собраний. Ему разрешили идти, уверив, что чернь успокоится. Равнодушно бросив что-то на прощание, констебль исчез, и Уэсли вместе со спутниками оказался во власти толпы. Его сбили на землю, а когда он попытался встать, вся орава набросилась на него «как львы». Гримшоу и Томаса Коулбека, бакалейщика из Кайли, толкали и швыряли на землю, так что они «извалялись в пыли и грязи»39. Уильяма Мак- форда, попечителя сиротского дома в Ньюкасле, протащили за волосы. Ни констебль, ни те, кто комплектовал это непутевое войско, и пальцем не пошевелили. Скоро сам Уайт спился, угодил в тюрьму и умер.