Раб лампы

В школе, по её словам, «ей лучше всего заходил „Евгений Онегин“», и на телевидении ей всё равно, кем и на каком канале работать.

Но чтобы все видели.

Особенно в Сибири.

И чтобы из Парижа не вылезать.

В этот момент появилась официант с меню.

Дискуссию о прожарке Марионелла прервала просьбой не морочить ей голову и повелела принести ей просто мясо, после чего повернулась ко мне с обворожительной улыбкой.

Но было уже поздно. Я выразительно посмотрел на друга.

Он отвёл взгляд на её атласные колени.

— Марионелла, я в отчаянном положении, — сказал я. — Конечно, по просьбе моего друга я разобьюсь в лепёшку, но одной лепёшки здесь мало. Чтобы стать телеведущей, надо много знать и обо всём иметь неожиданное суждение. Надо знать телевизионное ремесло, наконец. Может, некоторое время поучиться? Я могу посоветовать хороший вуз.

— А кто же тогда читает новости? — резонно спросила Барби.

Действительно, кто?

Если за тридцать лет работы в «Останкино» я своими глазами видел, как становятся Познером, Парфёновым или Листьевым, то кого и по какому принципу берут дикторами новостей, мне невдомёк до сих пор.

В чём и покаялся другу.

— Так как ответ не вытекает из логики, можно предположить, что конкурс велик. Если ты не хочешь употребить свой административный ресурс, нужно выработать безупречную тактику штурма. Марионелла, давайте думать вместе. Итак, представим себе, что я позвонил руководителю одного из федеральных каналов, с кем мы из одного поколения, а значит, и из одной истории телевидения. Скажу: «Слушай, если мы не дадим дорогу этому совершенно незаурядному восемнадцатилетнему человеку, будем преступниками перед профессией!» В общем, не знаю пока, что скажу, но предположим, что смогу убедить. И вот в урочный час по его приказу будет приготовлена студия. Художник по свету, который работал ещё с Гинзбургом на «Бенефисах», ставит студийные приборы самым выгодным для вашей красоты образом. Руководитель новостной службы оценивающе смотрит на свою будущую сотрудницу. Оператор-постановщик, который снимал ещё Высоцкого, показывает жестом: «Три, два, один — в эфире!» Этот миг решает вашу жизнь, Марионелла. И что вы говорите?

— А что, разве мне не напишут?

Вскоре мы повстречались с моим другом в Париже и отобедали на Авеню Монтень. Он был с какой-то другой Мисс, ведь его предприятия раскиданы по всей Сибири.

А Марионеллу на экране я всё-таки однажды видел. Она рекламировала майонез из перепелиных яиц.

Вот как много всего можно выжать из одной-единственной фразы про «Останкино».

Пока выжимал, проголодался.

Поеду на одиннадцатый, закажу себе дикторскую котлетку.

И пусть гарниром ей будут перепелиные яйца.

Плёнка

Если люди в чём-то пчёлы, то их мёд — деньги.

Это Воннегут.

Мы же скажем: а мёд останкинского улья — плёнка.

Здесь нет противоречия. Как пар — это та же вода, только в другой форме, так и плёнка — те же деньги.

Только рвётся.

Об этом и рассказ.

Карацупа и пёс Индус — эти имена знал каждый советский школьник. Ещё бы, ведь благодаря им он мог спать спокойно.

Так звали пограничника с собакой, поймавших 338 нарушителей границы. Фильмы, плакаты и статьи в деталях описывали прихваты следопыта-собачника. Умалчивали только о том, с какой стороны приближалась к советской границе основная масса нарушителей.

А зря.

Советский школьник наверняка лопнул бы от гордости, узнав, что Карацупа с Индусом и всем следопытским арсеналом охраняют советскую границу вовсе не от учеников западных разведшкол, а от учеников школ советских.

То есть лично от него, полулысого, — эта школьная прическа была направлена против вшей и гнид, но кокетливо называлась «под бокс», — и со сменкой в мешке. Ведь именно с советской стороны шли в основном нарушители, и поток их был неиссякаем.

Спрашивается, что такого ожидало бедняг по ту сторону Карацупы, что неумолимо толкало их в пасть Индусу?

Ведь десятилетиями советские журналисты-международники живописали миазмы западного мира. Оставалось только удивляться, отчего, как только подходила к концу очередная зарубежная командировка, они тоннами везли из буржуазного ада кримплен и магнитофоны на взятки тем, от кого зависела возможность поживописать ещё хотя бы пару годочков.

И вот из их-то пламенных строк ясно вырисовывалось, что за неустроенность и неуверенность в завтрашнем дне ждала бы любого, имей он несчастье перехитрить Карацупу.

Слава партии, это было невозможно. Как уже было сказано, 338 тушек заблудших только пёс Индус аккуратно сложил к ногам хозяина, а сколько ещё церберов стояло на страже социалистической границы? У одного Карацупы их перебывало семь — псы наследовали кличку, выбивались из сил и уступали место следующему Индусу. Так что советский школьник мог спать спокойно.

Хоть всю жизнь.

Многие так и делали.

Но некоторым за Карацупу было можно.

Например, пианисту с гордым именем Илларион Цель, на Молдаванке более известному как Ицык Цыпер.