Раб лампы

Он был холост, и от него так веяло Калифорнией, что девчонки из Телерадиофонда — сокращённо ТРФ — навечно закрепили за ним одну из кабинок для уединённого прослушивания. Стоило прозвучать из-за её дверей малейшей просьбе, они бились друг с другом за право её исполнить.

Они ныряли в такие глубины ТРФ, куда до них не ступала нога человека, копались в таких каталогах, которые по загадочности оставляли далеко позади Кумранские свитки, только чтобы к исходу дня или недели, а то и месяца победно постучаться в заветную дверь:

— Вот ваша плёнка, мистер Дел…

И услышать в ответ:

— Можно просто Тристан.

А ещё через полгода в Москве не осталось человека, кто не знал бы Тристана Дела и не имел с ним далеко идущих проектов.

Объяснялось это тщательно выпестованной поколениями советских идеологов любовью к Америке как к Волшебной стране, путь к которой из каморки папы Карло укажет Буратино в калифорнийском костюме с отливом.

В Кремле через Тристана Дела были намерены экспортировать в Америку мочевину, с которой там, как оказалось, перебои. А взамен были готовы через Спорткомитет без пошлин принять сухогрузы с бразильским сахаром и за сутки растворить его в бескрайней России, которая пока не в состоянии парить собственную свёклу.

Руководители советских киностудий были намерены выгодно продать Голливуду фильмы «Коммунист» и «Весна на Заречной улице», да и весь советский кинокаталог в придачу. Хотя на Брайтоне он прекрасно крутился с самого начала эры видеомагнитофонов, вызывая ностальгическую слезу, но бесплатно, а с Тристаном Делом киноруководство могло получить за него деньги.

Даже Надя Сказка со знаменитым на всю Москву декольте благодаря Тристану Делу смогла в субботу вечером проехать по голливудскому Сансет-бульвару и видеть этот самый залитый огнями бульвар, а не только автомобильный пол.

Удивительно: у каждого, с кем встречался в Москве Тристан Дел, находилось к Америке взаимовыгодное предложение. Но и тот, у кого его почему-то пока не имелось, от встречи с Тристаном без прибытка не оставался.

Америка в лице мистера Дела дарила ему склеротичку.

Она торжественно вселялась в нагрудный карман на место отслужившего своё партбилета, и её владелец отныне чувствовал себя не членом партхозактива, а посланцем мирового капитала.

Как-то раз я встретил Тристана на проходной в «Останкино» с целым пакетом таких склеротичек.

Но только теперь к ним добавились и телефонные автоответчики с пилюлями удалённого доступа — приложишь такую к любой телефонной трубке и слушаешь всё, что тебе наговорили, где бы ни находился.

Значит, дело вступило в завершающую фазу.

— Зачем это, Трис?

— Через неделю читай газеты.

И грохнуло.

«В „Останкино“ подписан контракт с американской продюсерской компанией „Папа Сид и Ко“ об издании в США редких записей из Телерадиофонда, — писали газеты. — При этом американская компания берётся за свой счёт восстановить уникальные плёнки с выступлениями Ойстраха, Ростроповича, Целя, Гилельса и других музыкантов, прославивших нашу страну на весь мир. Не секрет, что сегодня эти культурные реликвии находятся в плачевном состоянии».

И чтобы никто не сомневался в серьёзности намерений, экс-советского читателя заверили в том, что обветшавшие плёнки американцы восстановят с помощью секретной аппаратуры ЦРУ для очищения шпионских записей.

И хотя выручку от приведения полумёртвых останкинских плёнок в чувство с последующим продвижением их на американский рынок предполагалось честно разделить между Российской Федерацией и папой Сидом, для чего с учётом всех законов была учреждена совместная компания, по крайней мере один человек считал сделку полным надувательством.

Это был Арнольд Куча.

Ко времени, о котором речь, он уже достаточно наносился знамени советского пианизма по странам капитала для того, чтобы понять: от побед на международных конкурсах у совмузыканта растёт только пузо, но не банковский счёт.

Чтобы рос и он, надо за Карацупу.

Но в юности было боязно: здесь на руках носят, а там?

В зрелости же Кучу угораздило подписаться против Ростроповича.

И всё.

Ростроп, как его здесь называли, благополучно свалил — в том смысле, что прямым рейсом до Женевы, а не через Мордовию, как другие. Теперь он командует Вашингтонским оркестром, а Кучу и прочих подписантов там никто не ждёт.

Теперь у Ростропа с Вишней, как здесь называли Галину Павловну Вишневскую, шофёр в ливрее, а знаменосцу советской культуры даже несчастной «Чайки» не положено.

Хоть, слава Христу, разрешили через УПДК купить пятилетний мерсик посла Бурунди. А то ведь в последнее время поездка на чёрной «Волге» стала пыткой: как ни двигай сиденье, раздувшееся от лауреатств и званий пузо упирается в руль.

— Не кекс, так секс, — сказал себе Куча и сколотил вокруг себя кружок гедонистов.

Это означало «Баркаролу» Шопена по пятницам, затем «Чивасик» из «Берёзки», на десерт — одержимые творчеством студентки из консерваторского общежития, что на Малой Грузинке.