Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Получается, что именно постконцептуализм служит гарантированным патентом на благородство. В одном постконцептуалистском флаконе оказываются действительно яркий и интересный Дмитрий Воденников и Костылева, привлекательный для многих Данила Давыдов и… читатель сам может выбрать имя по собственному вкусу, вернее то, каковое по вкусу ему никак не приходится. Это в духе Д. Кузьмина, монтирующего такие вот обоймы: «Как Барскова отдаленно напоминает Рейна, так Чепелев – Бродского. Ритмически это такой Бродский в квадрате» (?? – Д. Б.).

В подобного рода выкладках неизбежно смешиваются две разные материи: непредубежденный позитивизм и пристрастная симпатия, т. е. «научная» объективность (исключающая, естественно, какую бы то ни было оценочность) и критический темперамент (разумеется, немыслимый без личной приязни, «раскручивания» своих и т. д.) Ну нравится нашему критику поэт Львовский – и ради бога (не первый уж год!), но при чем тут, извините, «литература победившего постконцептуализма»? Мне вот, может, по душе стихи ныне покойного Виктора Борисовича Кривулина и Олеси Николаевой, тайного арзамасца Сережи Самойленко да еще раннего Вани Жданова, Игоря Меламеда, ну и, конечно же, Сергея Гандлевского (правда, не самые последние), и – избирательно – Лены Фанайловой… однако, постойте, есть ведь еще Максим Амелин, Лев Рубинштейн, доamurный Тимур Кибиров – уф, постойте, дайте дух перевести! Как же славно, что они в моем промоушене не нуждаются, иначе пришлось бы спешно термин сочинять, какой-нибудь там религиозно-библиографический «постворонежский неопитеризм» с алтайско-сибирской закваской…

Итак, постконцептуалистская революция свершается одним росчерком пера, и главное – в одной, отдельно взятой версии современной поэзии, выведенной прямиком из конкретизма и концептуализма. Пожалуй, наиболее любопытным образом триумфальное шествие постконцептуализма обнаруживается в предисловии к сборнику, составленному из стихов поэтов-лауреатов премии «Дебют» 2000 года. Соревновались за премию, как известно, все того пожелавшие стихотворцы-«непрофессионалы» не старше двадцати пяти лет, а победили, гляди-ка, сплошные постконцептуалисты. Кроме, впрочем, новгородца Владимира Касьянова, но и тут отмазка готова: «Жюри решило напомнить читателю: наряду с суперсовременной поэзией, для понимания которой требуется изрядная искушенность, ‹…› еще могут существовать и “просто стихи”». Что ж, и на том спасибо от всего читательского роду-племени. «Просто стихи» эти самые, правда, по большей части весьма неказисты, хотя и, по выражению автора предисловия, близки «пейзажной лирике, сразу отдающей (так! – Д. Б.) Рубцовым».

Но обратимся к иным, главным для «дебютного» сборника текстам – к тем самым, «для понимания которых требуется изрядная искушенность». Среди их авторов значится… Данила Давыдов, которого причислить к дебютантам вроде бы, мягко говоря, затруднительно. Но это все неспроста, а потому, что «один из глашатаев постконцептуализма ‹…›, вслед за Львом Рубинштейном он <Д. Давыдов> тоже уравнивает в больших стихотворениях и циклах все и всяческие типы речи». Однако концептуалист Рубинштейн, в соответствии с общей диспозицией Д. Кузьмина, разумеется, преодолен, как символизм в 1912 году: ведь у Давыдова «стержнем, на который нанизывается весь имеющийся дискурсивный ассортимент, остается лирический герой, а поэтому равенство получается совсем другим». Бедный друг Лев Семеныч, как же это я в свое время чуть не слезы проливал над твоим героем, бормотавшим «а это я в трусах и в майке под одеялом с головой бегу по солнечной лужайке, и мой сурок со мной»? И какой тут был дискурсивный элемент?

Вообще говоря, довольно курьезно распространять «плотность» постконцептуалистских ожиданий на розыгрыш премии, так сказать, внелитературной или, вернее, долитературной. Не секрет ведь, что абсолютное большинство соискателей «Дебюта» – 16–18-летние отроки и отроковицы, вздумавшие попробовать свои силы в версификации. Премия имеет скорее характер социального эксперимента, она призвана выяснить, каков ныне статус искусства в стране, где поэт был когда-то больше самого себя; как слагаемые сего статуса распределяются по различным возрастным, профессиональным, территориальным группам населения? Зачем люди посылают стихи в Москву – в надежде славы и добра? в поисках задушевного собеседника? сгорая от желания прокричать, что живет, дескать, там-то и там-то Петя Бобчинский и любит Дашу из 9-Б?

Так случилось, что уже достаточно продолжительное время в моем университетском кабинете лежит полтора центнера стихов, присланных на соискание «Дебюта». Тех, что никаких лавров не снискали. Они ждут своего часа, чтобы сделаться рабочим материалом для реализации некоего социологического проекта, задуманного маститыми людьми из ВЦИОМа. Время от времени я достаю из мешка какой-нибудь конвертик, читаю, и всякий раз во мне крепнет убеждение, что тексты из отвалов «Дебюта» порою интереснее, чем стихи лауреатов.