Вообще-то графомания – вещь только на первый взгляд плоская и однозначная. В момент сотворения своего текста наш графоман испытывает ведь самые что ни на есть неподдельные и правильные любови, ненависти и патриотизмы. Только вот неинтересны они никому, кроме него самого, вот в чем беда. Профессионалы (мы с вами, господа присяжные заседатели) высокомерно воротят нос: наивно, эстетически не освоено, неуклюже стилистически. Ну там:
смехота! Что ж («не могу молчать»!!) неизвестно еще как «лучше», ведь эстетическая «освоенность» диктует порою и что-то такое о пристрастии «смотреть, как умирают дети».
Но шутки в сторону! Будем рассуждать по-нашему, по-политкорректному! «Графоману» – то и невдомек, во что его вовлекли, он ведь искренне думает, что участвует в конкурсе на «лучшие» стихи именно в его понимании, т. е. стихи высокого слога и чистой красоты, как у Пушкина зарифмованные и принесенные на алтарь любви. Их могут в случае удачи в Москве опубликовать и в прессе прославить. Булгаковскому Рюхину тоже невдомек было, за что такие лавры автору строчек про бурю, кроющую мглою небо. Ни объяснить ему ничего невозможно, ни винить за упорное непонимание. Ну, не все же мы смыслим в тонкостях пастозного мазка…
Теперь – нотабене! – самое важное. Следуя очерченной выше логике, постконцептуалистские стихи – не только вообще самые лучшие, но и претендуют на воскрешение личностной, непосредственной интонации бытовой речи, словно бы извлеченной из самой что ни на есть гущи повседневного нашего мельтешения-общения:
«сходить к ортопеду»
«позвонить Бонифацию»
«забрать деньги»
«получить справку о несудимости»
на следующей странице:
«находить успокоение в форме его ноздрей»
Может быть высоколобым ценителям и потребуется для восприятия этого текста лауреатки Елены Костылевой пресловутая «изрядная искушенность», но спросим себя, как могли бы воспринять сии строки ее, так сказать, конкуренты в гонке за премией? Ну хотя бы автор вот этого письма, наугад извлеченного мною из террикона премиальных «отходов»:
«Пишет Вам Поповцев[518]
Евгений из Алтайского края. ‹…› Я пишу стихи. Пишу их давно и вот решил некоторые из своих стихотворений послать вам.Пишу стихи только для собственного удовольствия. О том, чтобы стать профессиональным поэтом, я пока не думал, но ужасно хотелось бы, чтобы о моих стихах узнала вся Россия. Конечно, мои стихи не содержат каких-то высоких фраз, но зато все мои стихи написаны от души и от сердца. Но конечно нельзя одними стихами выразить то, о чем я думаю, но хотя бы часть его (так! –
Мои стихи действительно выражают то, что я думаю, хотя мои стихи написаны на простом языке, но в том их преимущество, они понятны для всех.
Наверное вы заметили, что основная тема моих стихов – это жизнь и смерть, то, что призывает людей задуматься. Я думаю, что побольше таких стихотворений, песен, и у нас жизнь в стране улучшилась бы.
Еще в моих стихотворениях часто фигурируют дети. Я очень люблю детей и мне кажется, что им нужно уделять особое внимание.
Еще я немного пишу о любви, но о жизни я пишу больше».
Далее следуют, видимо, придирчиво отобранные из обширного наследия три стихотворения, из которых приведу одно.
Ух, словно бы ветром нездешним повеяло: вот вам и личная интонация и преодоленная концептуализация реальности (что это значит: «Долго биться не умеют / Очерствевшие сердца»?). Попробуем воспроизвести мысленно все оттенки эмоций отвергнутого Евгения Поповцева при чтении стихов премиальных победителей и победительниц. Таких, например:
«Эвона, братаны, дак я ж тоже так могу, я просто, блин, не думал, что вам про это нужно», – возопиет в пустыне отвергнутый конкурсант, да поздно. Странная премия, нечего сказать, – как если бы нам всем, поголовно, предложили участвовать в конкурсе невыявленных фортепьянных дарований. Попробуем все гуртом, авось кто-нибудь там решит, что сейчас наиболее актуальным направлением в пианизме постепенно становится неритмичное отбивание дроби пальцами по рояльной деке при сопутствующем беспорядочном нажатии педалей. Победим?