Радости любви. Древнеиндийская лирика в переводах Сергея Северцева

В лесу кукушки чаруют нам сердце
руладами горлышек своих звонких,
Окрепших, ставших ещё звучнее
от съеденных свежих бутонов манго.
А что притворяется их глазами,
если уж правду сказать, это — искры,
Что взвиты огненным взором Шивы
над углями им сожжённого Камы.

НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ

Всё красивей деревья в свежей листве розоватой,
южный ветер душистый зовёт их, учит плясать,
Возбуждают объятья его, пробуждают радость,
выгоняют на улицы жителей наших сёл,
И повсюду, повсюду, обычаи старые вспомнив,
буйным праздником люди встречают приход весны,
И окрашен их разум сейчас в ярко-красный цвет
возбуждёнными мыслями об озорствах да забавах.

НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ

Новой Лакшми поручено важное дело —
изукрасить бутонами крону ашоки;
в благородном убранстве красуется манго,
нарядясь по случаю торжества.
Вот и южный ветер — давний приятель
восхитительно пляшущих веток сандала —
С Малабара, искусник, летит, чтоб вступленье
спеть во славу победы Бога любви.

САВАРНИ

Вкруг бедер — гирлянды яркого амаранта,
за ушками — молодые бутоны манго,
Груди прикрыты соцветьями алой ашоки,
цветочки мадхавы вплетены в причёски,
Как пудрой душистой, осыпаны грудь и плечи
жёлтой пыльцою ба́кулы, — вот весенний
Наряд наших девушек юных, и пусть их облик
в юношах крепких радость воспламеняет.

ШУБХАНГА

На яркие чаши цветов мучакунды
гляжу — ничего не могу понять:
Пчёлы ли звонкие, стрелы ли тонкие,
жгучий ли яд, пахучий ли мёд?
И кажутся яркие эти цветы
живыми колчанами Камадэвы:
Тычинки их длинные — словно стрелы,
а пчёлы на кончиках — жалящий яд.

НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ

Жужжанье пчёл всё звонче, всё слышней,
то меткий Кама шлёт живые стрелы —
Ашоки красно-жгучие цветы,
чьи острия покрыты сладким ядом.
О путники, в разгар весны покинуть
любимых жён посмевшие, — для вас
Сеть манговой листвы в бутонах-огоньках
мрачнее, чем глаза посланца смерти.

ЛЮБОВЬ РАСЦВЕТАЕТ

НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ

Ладонь положив на крутое бедро,
свой стан изогнув красиво и гибко,
Высокую грудь назад оттянув
и края плеча подбородком касаясь,
Мою лихорадку смягчить хоть немного,
как видно, решив, она дважды иль трижды
Мне бросила взор — цепь тяжёлых жемчужин,
где посредине сиял сапфир.

ВИРЬЯМИТРА

Хотелось бы мне, чтоб взор этой девы
вот так упал на моё лицо:
Сперва пусть пугливо дрогнет зрачок
и станет затем совсем неподвижным,
Пусть медленно, с прелестью непритворной
сужаться начнёт уголочек глаза
И, снова блеснув, изольёт, наконец,
весёлую струйку крупных слезинок.

ШРИ ХАРША-ДЭВА