Раффлс, взломщик-любитель

– Мне от этого становится лучше. Вы и представить себе не можете, каково мне было идти все эти мили в одиночестве, там, по одной в час! Не думал, что дойду. Я должен рассказать вам – на случай, если не выкарабкаюсь!

– Что ж, сделайте еще глоток.

– Спасибо… Я сказал “бушрейнджеры”. Разумеется, в наши дни их уже не осталось.

– Тогда кто же они были?

– Грабители банков. Тот, что стрелял по мне, был той самой скотиной, которая сбежала, получив от меня пулю при попытке ограбить банк в Кобурге».

***

– Я знал!

– Конечно знал, Банни. Как и я тогда, сидя в хранилище.

***

«Но старый Юбэнк этого не знал, и я думал, что снова он не заговорит.

– Вы бредите, – сказал Юбэнк наконец. – Кем вы себя, черт возьми, считаете?

– Я – новый заведующий.

– Новый заведующий спит в своей постели наверху.

– Когда он прибыл?

– Этим вечером.

– Назвался Раффлсом?

– Да.

– Вот ведь проклятье, – прошептал настоящий У. Ф. Раффлс. – Я думал, это было простой местью, но теперь я все понимаю. Мой дорогой сэр, человек наверху – самозванец. Если он все еще наверху! Он должен быть одним из бандитов. Он ограбит банк – если уже не ограбил!

– Если уже не ограбил, – пробормотал Юбэнк вслед за ним. – И если он все еще наверху! Клянусь богом, если он все еще там, ему несдобровать!

Его тон был довольно спокойным, однако мне едва ли доводилось слышать в жизни слова, которые звучали бы столь угрожающе. Говорю тебе, Банни, я был рад, что прихватил с собой револьвер. Дело шло к перестрелке.

– Для начала лучше осмотреться здесь, – сказал новый заведующий.

– И дать ему выскочить в окно? Нет, здесь его нет.

– Найти его здесь будет просто.

Банни, если ты спросишь меня, что было самым ужасающим моментом в моей преступной карьере, я отвечу, что им был именно этот момент. Я стоял там, в конце узкой каменной лестницы, в хранилище, дверь которого была открыта на добрый фут, и не знал, скрипнет ли она, если я попытаюсь ее закрыть. Свет приближался – а я этого не знал! Оставалось только рискнуть. И она не заскрипела, она была слишком прочной и хорошо подогнанной, и я не смог бы хлопнуть ею, даже если бы захотел: дверь была слишком тяжелой. И закрывалась она так плотно, что в лицо мне ударил поток воздуха. В хранилище больше не проникало ни лучика, не считая полоски света внизу. И она стала ярче. Ты и представить себе не можешь, как горячо я благодарил эту дверь!

– Нет, ВНИЗУ его нет, – услышал я голос, звучавший так, словно кто-то говорил сквозь вату. Полоса света померкла, и через несколько секунд я решился открыть дверь вновь, услышав, как они крадутся в мою комнату.

Нельзя было терять ни мгновения, однако я с гордостью скажу, что поднялся по той лестнице, опираясь на кончики пальцев рук и ног, и выскользнул из банка (они оставили дверь открытой), соблюдая все меры предосторожности так, словно я никуда не торопился. Я даже не забыл надеть шляпу, из которой кобыла доктора ела овес, поскольку оставлять ее было слишком рискованно. И я даже не пустил кобылу вскачь – я ехал спокойной трусцой по пыльной обочине (хотя, признаюсь, мое сердце готово было выскочить из груди) и благодарил звезды за то, что банк располагался на самой окраине поселка, в котором я так толком и не побывал. Последним, что я слышал, были голоса двух заведующих, будивших Кейна и кучера. А теперь, Банни…»

Он встал и потянулся с улыбкой, которая перешла в зевок. Тьма за окнами начинала переливаться всеми оттенками индиго, окна дома напротив казались застывшими и мертвенно-бледными в первых лучах рассвета, газовые светильники уже давно погасли.

– И это все? – вскричал я.