Раффлс, взломщик-любитель

Во второй половине дня воскресенья я спал на нижней койке, когда отделявшую ее от остальной каюты занавеску начал трясти Раффлс. Сняв пиджак, он сидел на диване.

– Ахилл дуется?

– А что еще делать-то? – спросил я его, потянувшись и зевнув.

Его тон, однако, был веселым, и я постарался ему соответствовать.

– Есть одна мысль, Банни.

– Еще бы!

– Ты не понял. Сегодня попытки молокососа наконец-то увенчаются успехом. Я наметил себе рыбешку покрупнее.

Свесив ноги, я сел в кровати и приготовился внимательно слушать. Внутренняя решетчатая дверь была закрыта на задвижку и занавешена так же, как и открытый иллюминатор.

– Мы будем в Генуе еще до заката, – продолжил Раффлс. – Именно там нам и предстоит заняться делом.

– Значит, ты все еще собираешься сделать это?

– Я хоть раз говорил об обратном?

– Ты вообще мало что говорил.

– И не зря, мой дорогой Банни. Зачем портить круиз ненужными разговорами о делах? Но теперь время пришло. Либо мы сделаем это в Генуе, либо вообще не сделаем.

– На суше?

– Нет, на борту, завтрашней ночью. Можно было бы и сегодня, но завтра будет лучше, на случай если что-то пойдет не так. Если бы нам пришлось прибегнуть к насилию, мы смогли бы убраться первым же поездом и ничего так и не вскрылось бы до самого выхода корабля в море и обнаружения фон Хоймана мертвым или опоенным…

– Только не мертвым! – воскликнул я.

– Разумеется, нет, – согласился Раффлс, – иначе нам незачем было бы бежать. Однако бежать нам, по всей видимости, придется: во вторник утром, когда этот корабль отчалит, нас на нем уже быть не должно ни при каких обстоятельствах. Но я в любом случае не предвижу никакого насилия. Насилие равноценно признанию своей полнейшей некомпетентности. Сколько раз я наносил удар за все эти годы? Полагаю, что ни одного. Но я всегда готов убить того, кого обкрадываю, если дело примет дурной оборот.

Я поинтересовался, как он собирается войти в каюту фон Хоймана незамеченным, и увидел, как просияло его лицо, хотя между нами была разделявшая нас занавеска.

– Забирайся ко мне на койку, Банни, и увидишь.

Я сделал так, как он сказал, но ничего не увидел. Тогда Раффлс потянулся мимо меня и нажал рукой на дверцу воздуховода – люка в стене, располагавшегося над его кроватью и составлявшего около восемнадцати дюймов в длину и вдвое меньше в высоту. Он открывался прямо в вентиляцию.

– Это, – сказал Раффлс, – наш путь к удаче. Открой его, если хочешь. Многого ты не увидишь, поскольку он открывается не полностью, но ослабь пару винтов – и все будет как надо. Как ты мог заметить, вентиляция охватывает практически весь корабль. Ты проходишь под ней каждый раз, направляясь к себе в ванную, а заканчивается она у застекленной крыши мостика. Вот почему нам нужно сделать все в Генуе: в порту за мостиком никто не следит. Напротив нашего люка расположен люк фон Хоймана. Там нам тоже нужно будет лишь ослабить пару винтов. К тому же там есть балка, на которую можно будет встать во время работы.

– Но если кто-нибудь увидит нас снизу?

– Крайне маловероятно, что внизу хоть кто-нибудь не будет спать, настолько маловероятно, что мы можем позволить себе рискнуть. Нет, нельзя, чтобы ты стоял внизу и следил за этим. Вся суть в том, что ни одного из нас не должны видеть после того, как мы отправимся на боковую. Пара ребят из команды дежурит на палубах, и они должны быть нашими свидетелями. Клянусь Юпитером, это будет величайшая тайна в истории!

– Если фон Хойман не станет сопротивляться.

– Сопротивляться! У него не будет и шанса. Он пьет слишком много пива, чтобы его сон был легким, а в мире нет ничего более простого, чтобы усыпить хлороформом человека, и так спящего крепким сном. Ты и сам это делал в обстоятельствах, напоминать о которых, полагаю, будет дурным тоном. Фон Хойман лишится чувств почти сразу же после того, как я высуну руку из его воздуховода. Я переползу через него, Банни, мой мальчик!

– А я?

– Ты будешь подавать то, что мне будет нужно, стоять на стреме на случай чего-нибудь непредвиденного и в целом оказывать мне моральную поддержку, в которой я стал нуждаться за время знакомства с тобой. Это роскошь, Банни, но мне стало дьявольски сложно без нее обходиться после того, как ты стал святошей!

Он сказал, что фон Хойман, несомненно, будет спать с закрытой на задвижку дверью, которую он, разумеется, откроет, упомянув и другие ложные улики, которые он оставит, обкрадывая каюту. Впрочем, Раффлс не планировал долгих поисков. Жемчужина должна находиться рядом с самим фон Хойманом. На самом деле Раффлс в точности знал, где и в чем он ее держит. Разумеется, я спросил, как ему удалось это узнать, и прозвучавший ответ был неприятным.

– Эта история стара как мир, Банни. Я даже не помню, в какой из Книг она описывается. Помню лишь, что это один из Заветов. Невезучим героем в ней был Самсон, а героиней – Далила[56].

Он прекрасно знал, что я сразу пойму, что он имеет в виду.

– Значит, австралийка играла роль Далилы? – сказал я.

– Совершенно безобидным, невинным образом.

– Она выведала, с каким поручением он путешествует?