Раффлс, взломщик-любитель

Я не думал, что хоть что-то было обнаружено и что возникли хоть какие-то подозрения до того, как мы подняли якорь, но полностью уверенным в этом я быть не мог. Трудно поверить, что человек, получив дозу хлороформа во сне, на следующее утро не испытывал никаких остаточных эффектов и даже не заметил подозрительного запаха. И тем не менее фон Хойман выглядел так, словно ничего не случилось, в своей надвинутой на глаза егерской шляпе и с усами, едва не касавшимися ее полей. К десяти часам мы уже вышли из Генуи. Последний чиновник, худощавый, выбритый до синевы, покинул палубу; последний торговец фруктами был отогнан от борта выплеснутыми на него ведрами воды и кричал нам вслед проклятия из своей лодки; последний пассажир успел подняться на борт в последний момент – суетливый старикашка, заставивший весь корабль ждать, пока он препирался с лодочником из-за полтинника. Наконец мы отчалили, попрощались с буксиром и прошли маяк. Мы с Раффлсом стояли на палубе, перегнувшись через перила и наблюдая за своими тенями в бледно-зеленом с прожилками мраморе водной глади, вновь омывавшей борт корабля.

Фон Хойман в очередной раз решил попытать счастья с мисс Вернер. Частью плана Раффлса было удерживать его на палубе весь день, дабы отсрочить тот неизбежный час, когда пропажа будет обнаружена. И хотя девушке явно было скучно и она все время поглядывала в нашу сторону, это, похоже, лишь раззадоривало фон Хоймана. Однако Раффлс был угрюм и обеспокоен. Он не производил впечатления человека, только что добившегося огромного успеха. Я мог лишь предположить, что у него было тяжело на душе из-за неизбежного расставания в Неаполе.

Раффлс не хотел поддерживать разговор, но и не хотел, чтобы я уходил.

– Стой, где стоишь, Банни. Мне нужно тебе кое-что сказать. Ты умеешь плавать?

– Немного.

– Десять миль?

– Десять? – Я расхохотался. – Я и одной не проплыву! Почему ты спрашиваешь?

– Большую часть дня мы будем в десяти милях от берега.

– Да куда ты вообще клонишь?

– Никуда. Если случится худшее, плыть придется только мне. Полагаю, под водой плавать ты вообще не умеешь?

Я не ответил на этот вопрос. Я едва слышал его: меня прошиб холодный пот.

– Почему должно случиться худшее? – прошептал я. – Нас же не вычислили, нет?

– Нет.

– Тогда зачем говорить так, словно это произошло?

– Это может произойти. На борту наш старый враг.

– Старый враг?

– Маккензи.

– Быть не может!

– Человек, поднявшийся на борт последним.

– Ты уверен?

– Уверен! Мне только жаль, что ты тоже его не узнал.

Я приложил к лицу платок. Теперь мне казалось, что в походке старика действительно было что-то знакомое, да и в нем самом было что-то слишком молодцеватое для такого возраста. Даже его борода выглядела неубедительно в свете этого ужасного открытия. Я окинул взглядом всю палубу, однако старика нигде не было видно.

– Это и есть самое худшее, – сказал Раффлс. – Я видел, как он зашел в каюту капитана двадцать минут назад.

– Но что могло привести его сюда? – воскликнул я в отчаянии. – Может ли это быть совпадением? Может ли оказаться, что он ищет кого-то другого?

Раффлс покачал головой.

– В этот раз – вряд ли.

– Значит, ты думаешь, что он идет по твоему следу?

– Я опасаюсь этого уже несколько недель.

– И, несмотря на это, ты все еще на корабле!

– А что я, по-твоему, должен делать? Я не собираюсь удирать вплавь, пока это действительно не понадобится. Я начинаю жалеть, что не послушал твоего совета, Банни, и не сошел в Генуе. Однако у меня нет ни малейших сомнений, что Мак следил и за кораблем, и за портом до самого последнего момента. Вот почему у него все вышло так гладко.

Он достал сигарету и протянул мне пачку, но я нетерпеливо покачал головой.

– Я все еще не понимаю, – сказал я. – Зачем ему следить за тобой? Он не мог забраться так далеко из-за драгоценности, которая, по его информации, должна была быть в полной безопасности. В чем твоя теория?

– Просто-напросто в том, что он уже некоторое время идет по моему следу, вероятно, с того самого времени, когда наш друг Кроушей выскользнул у него из рук в прошлом ноябре. Были и другие признаки. Так что я вполне готов к происходящему. Однако ничего, кроме простых подозрений, у него быть не может. Пусть попробует что-то доказать и найти жемчужину! Теория, мой дорогой Банни? Я знаю, что этот шотландец добрался сюда, так же хорошо, как если бы я был в его собственной шкуре, и знаю его следующий шаг. Ему стало известно, что я отправился за рубеж, и он принялся искать мотив. Он узнал о фон Хоймане и его поручении, и мотив стал ему очевиден. Великолепный шанс – схватить меня прямо за работой. Но ему это не удастся, Банни, попомни мои слова. Когда о пропаже станет известно, он обыщет корабль и всех нас, но все поиски будут тщетными. А вот и шкипер зовет молокососа к себе в каюту: то-то крику будет через пять минут!