Раффлс, взломщик-любитель

– Иногда вижу его на крикете, когда у милорда есть время, – ответил Раффлс с довольным смехом. – Но я знаю о нем все. В один год он был председателем МКК[68], лучшим в истории. Он хорошо знает игру, хотя, полагаю, сам не играл в нее никогда в жизни. Впрочем, он знает много вещей, которых сам не делал никогда в жизни. Он даже никогда не женился и не открывал рта в палате лордов. Однако говорят, что в августейшей ассамблее не найти более острого ума и что он, несомненно, произнес замечательную речь во время последнего визита австралийцев. Он прочел все, что только можно, и (что делает ему честь в наши дни) сам не написал ни строчки. В общем, он кит в теоретических аспектах, становящийся килькой, когда дело доходит до практики. Однако в том, что касается преступности, он весьма хорош и в одном, и в другом.

Теперь мне и вправду захотелось увидеть этого выдающегося пэра во плоти, особенно мое любопытство подогревал тот факт, что он никогда не публиковал свою фотографию в газетах на потребу толпе. Я сказал Раффлсу, что отужинаю с ним у лорда Торнэби, и он кивнул так, словно я не колебался ни минуты. Теперь я могу оценить то, как ловко он сумел справиться с моим нежеланием идти туда. Нет сомнений, что он все продумал заранее. И, выходя из-под моего пера, его речи, записанные по памяти, на которую я никогда не жаловался, выглядят хорошо спланированными. Однако следует учитывать, что в жизни Раффлс говорил не совсем так, как на страницах моих рассказов. Его слова были именно такими, однако он не произносил их в виде столь длинных тирад на одном дыхании. Периодически он останавливался, затягиваясь дымом своей неизменной сигареты, а то и вовсе прерывал свою речь, чтобы в задумчивом молчании пройтись по комнате. И никогда его слова не были столь продуманными, как в те моменты, когда они казались самыми что ни на есть небрежными и спонтанными. Я понял это лишь гораздо позже. Однако тогда, в самом начале нашей дружбы, они и вправду казались мне таковыми, хотя я и не надеюсь, что смогу передать это чувство другому человеку.

Тогда я виделся с Раффлсом часто. По правде говоря, в те дни он заглядывал ко мне чаще, чем я к нему. Разумеется, он приходил в удобное для себя, но весьма непривычное время, когда ты, к примеру, мог собираться пойти поужинать. А однажды я, вернувшись, застал его у себя в квартире, от которой давно дал ему ключи. В ту суровую февральскую пору мы провели немало чудесных вечеров, обсуждая что угодно, кроме наших собственных злодеяний; да тогда, честно говоря, и не было что обсуждать. Наоборот, Раффлс всячески старался проявить себя в высшем обществе, так что и я, по его совету, посещал клуб чаще, чем когда бы то ни было.

– В это время года все равно заняться особо нечем, – говорил он. – Летом я для того, чтобы показать людям, что у меня есть в жизни достойное занятие, играю в крикет. Будь у всех на виду с утра до вечера, и они никогда не станут думать о тебе во мраке ночи.

И действительно, наше поведение так долго было безупречным, что утром того дня, в который криминалисты и все прочие гости должны были собраться за ужином у лорда Торнэби, я проснулся без всяких дурных предчувствий. Я лишь хотел прибыть на этот ужин под эгидой своего блестящего друга и уговаривал его заехать за мной по дороге. Однако за пять минут до наступления назначенного часа все еще не было ни следа Раффлса или его кэба, хотя мы условились, что он заберет меня без четверти, чтобы быть на месте ровно в восемь. В итоге мне пришлось поспешно отправиться на ужин в одиночестве.

К счастью, Торнэби-Хаус располагался в конце улицы, на которой я тогда жил. Еще одним удачным стечением обстоятельств оказалось то, что дом стоял, как и стоит сейчас, в конце своего собственного двора, напоминавшего двор королевского замка. Я уже собирался постучать в дверь, когда сзади подлетел кэб, и мне пришлось отступить в надежде, что это приехал припозднившийся Раффлс. Однако это был не он, что я и заметил как раз вовремя, чтобы спуститься с крыльца и подождать еще минуту в тени, коль уж я оказался не единственным опоздавшим. Из кэба выскочили беседовавшие театральным шепотом двое джентльменов, которые не прекращали говорить, даже расплачиваясь с извозчиком.

– Торнэби заключил об этом пари с Фредди Веркером, который, как я слышал, не сможет приехать. Разумеется, этой ночью ни один из них не выиграет, как, впрочем, и не проиграет. Но этот милый человек думает, что его пригласили как игрока в крикет!

– А я и не думаю, что он кто-то еще, – отозвался голос настолько же резкий, насколько первый был мягким. – Полагаю, это все вздор. Хотел бы я, чтобы все это было иначе, но я и правда так считаю!

– Думаю, вы увидите, что за этим скрывается нечто большее, – возразил ему первый, после чего оба вошли в открывшуюся дверь.