– Верно. Установился мир, – сказал Пэррингтон и пустился в описание столь ярких подробностей последних минут жизни этого преступника, что я уже начал надеяться, что разговор больше не вернется к предыдущей теме.
Однако лорд Торнэби привык стоять на своем.
– И Уильям, и Чарльз – умершие монархи, – сказал он. – Теперь в их землях правит тип, обчистивший дом бедняги Дэнби на Бонд-стрит.
Трое заговорщиков виновато замолчали – я уже давно решил, что Эрнест не был посвящен в их секрет, – а затем у меня кровь застыла в жилах.
– Я хорошо его знаю, – сказал Раффлс, взглянув на них.
Лорд Торнэби в ужасе уставился на него. Впервые за вечер улыбка на наполеоновском лице юриста стала выглядеть вымученной и застывшей. Наш писатель, задумчиво евший сыр с ножа, порезался, и на его бороду упала капля крови. Пустоголовый Эрнест вновь затрясся от смеха.
– Что?! – вскричал милорд. – Вы знаете вора?!
– Если бы! – ответил Раффлс, хохотнув. – Нет, лорд Торнэби, я говорил лишь о ювелире, Дэнби. Я иду к нему, когда хочу купить свадебный подарок.
Я услышал три облегченных вздоха, прежде чем вздохнул сам.
– Довольно необычное совпадение, – сухо заметил наш хозяин. – Как я понимаю, вы также знаете людей из Милчестера, где у леди Мелроуз украли ожерелье несколько месяцев спустя.
– Да, я был там тогда, – охотно ответил Раффлс.
Сложно представить себе сноба, который бы похвастался присутствием в обществе сильных мира сего с большей готовностью.
– Мы считаем, что это был один и тот же человек, – сказал лорд Торнэби, очевидно имея в виду Клуб криминалистов. При этом его тон стал гораздо менее строгим.
– Хотел бы я до него добраться, – продолжил Раффлс с жаром. – Как по мне, то он в гораздо большей мере преступник, чем ваши убийцы, сквернословящие на эшафоте и обсуждающие крикет в камере смертников!
– Возможно, он сейчас здесь, – сказал лорд Торнэби, глядя Раффлсу в лицо.
Однако его поведение уже напоминало поведение актера, осознающего, что он играет неубедительно, но полного решимости доиграть свою роль до горького финала. В нем появилась ожесточенность, которую при проигрыше пари ощущает даже богач.
– Вот смеху то было бы! – воскликнул менестрель Дикого Запада.
– Absit omen![73]
– пробормотал Раффлс, обладавший лучшим чувством вкуса.– И все же, думаю, вы понимаете, что это очень благоприятное время, – заявил Кингсмилл, К. А. – И это было бы вполне в духе этого типа, судя по тому, что о нем известно: нанести небольшой визит председателю Клуба криминалистов, выбрав для этого вечер, в который он будет развлекать других членов этого клуба.
В его реплике было гораздо больше убежденности, чем в словах нашего благородного хозяина, но я списал это на отточенный за годы практики адвокатский блеф. Лорд Торнэби, однако, был явно недоволен подобным развитием собственной идеи, и, когда он обратился к дворецкому, торжественно наблюдавшему за тем, как со стола убирали скатерть, в его голосе слышались резковатые нотки:
– Леггетт! Просто пошли людей наверх, чтобы увидеть, все ли двери открыты и во всех ли комнатах порядок. Ваша – или моя – идея, Кингсмилл, просто ужасна! – добавил милорд, с заметным усилием заставляя себя вновь говорить вежливо. – Наверное, мы выглядим дураками. Не знаю даже, кстати, кто из нас соблазнил остальных покинуть бурную реку кровопролития и отправиться в эту воровскую заводь. Вы знакомы с «Убийством как одним из изящных искусств», этим шедевром де Квинси, мистер Раффлс?
– Полагаю, читал однажды, – с сомнением ответил Раффлс.
– Значит, вы должны прочесть его еще раз, – продолжал граф. – Это последнее слово в сем интереснейшем вопросе. Мы можем лишь надеяться добавить мрачную иллюстрацию или запятнанное кровью примечание, которые будут достойны текста де Квинси. Ну так что, Леггетт?
Почтенный дворецкий стоял прикрыв рот локтем и тяжело дыша. До того момента я не замечал, что он был астматиком.
– Прошу прощения у вашей светлости, но я думаю, что ваша светлость забыла.
Его голос сопровождало тяжелое дыхание, однако сложно было представить более деликатный упрек.
– Забыла, Леггетт! Могу я спросить, что же моя светлость забыла?
– Закрыть дверь гардеробной вашей светлости за вашей светлостью, милорд, – запинался несчастный Леггетт, с усилием произнося всего по несколько слогов за раз из-за одышки. – Я сам поднимался наверх, милорд. Дверь спальни… дверь гардеробной… обе закрыты изнутри!
К этому моменту благородный хозяин выглядел хуже своего слуги. На его красивом лбу вздулись синевато-багровые сосуды, его мешковатая челюсть надулась, словно шар. В следующее же мгновение он вскочил из-за стола, выбежал из комнаты и, совершенно позабыв о нас, своих гостях, очертя голову помчался наверх.
Раффлс был не менее взволнован, чем все остальные, и обогнал нас всех. Розовощекий адвокат и я неслись наперегонки, сражаясь за предпоследнее место в гонке, в которой в итоге победил я. Тяжело дышавший дворецкий и его спутники не спеша шли за нами. Однако первым свои помощь и совет предложил наш необычный писатель.