Расплата

По дороге заехали на арбузный развал и с разрешения капитана отдали старухе несколько банок тушенки. Старуха угостила нас арбузами. Под мостом местные мальчишки лет шести — двенадцати соорудили подобие блок поста. У самой дороги у одной из опор моста поставили диван, картонные коробки, бутылки с водой и попрошайничают у проезжающих мимо военных кепки, шевроны, сухпайки. Дамдин с базы захватил для этих попрошаек шевроны с сухпайками. В довесок отдали им один арбуз. Далее по плану у нас база ссошников и Витязя. У ссошников выставили антенны, снизили потери в передаче. В Витязе демонтировали наше оборудование. Оказалось, что из-за размолвки двух полковников нас выставили с базы ополченцев, а мы отрезали их от нашей сети. Вот такое взаимодействие. Накануне капитан радовался как ребенок, когда представитель изготовителя нашего оборудования заявил, что оно мол и не рассчитано на такие расстояния и как мы умудрились на сотню верст развернуть сеть он не понимает. А сегодня мы часть этой сети, которую с таким трудом разворачивали несколько недель, должны разобрать.

Жара стоит совершенно тропическая, а над дорогой повисла густая пыль и тело от нее под бронежилетом чешется и зудит. К вечеру пекло спало, над полями задул легкий ветерок. На вышку (это последний объект на сегодня) забрались засветло, а пока возились с оборудование (разбираем мост на Витязь) совсем стемнело. Вдоль дороги в темноте грохочет гаубица. Над селом кружат два вертолета. Один выпустил ракету по посадке, нырнул за деревья и скрылся. Ближе к полуночи заехали на завод. Снайпер вынес винтовку с армейским прицелом, я достал свой ПНВ. Пока сравнивали, прицеливаясь на наш пост, из темноты вышел солдат и наскочил на ствол винтовки. Хорошо, глаз не выбил.

Вернулись на базу. В воздухе напряжение. Выяснилось, что командир ополченцев, с которыми мы делим базу и с которым у нашего капитана не сложились отношения, пригрозил нашему сержанту открыть огонь на поражение, если мы будем пользоваться водой из скважины. Это он так мстит из-за душа, которым мы не разрешили пользоваться ополченцам еще до моего приезда. В капитана словно бесы вселились. Не успел сержант закончить доклад, как капитан, крутнувшись на каблуках, решительно направился к бараку с ополченцами. Вероятно, из-за невнимательности, которую никто раньше не замечал за капитаном, он забыл застегнуть кобуру с пистолетом. Дамдин вынырнул из душа, схватил автомат и опоясанный полотенцем бросился догонять капитана. Я побежал за ними, а чтобы усилить переговорную позицию, не долго думая, прихватил с собой польский РПГ. В таком виде мы и нагрянули к ополченцам. Их командира на месте не оказалось, но оказался его зам, на которого вид нашей команды впечатление произвел неизгладимое. Ушли ни с чем. Капитан жаждет крови.

30 АВГУСТА

Сегодня силами нескольких неравнодушных граждан собрана необходимая сумма на броневик. Вечером выезжаю в Ростов за машиной. Со мной поедет сержант, на которого оформим машину.

К одиннадцати приехал полковник З. Выехали с ним по объектам. Сегодня я с пристрастием рассматривал в бинокль украинский наблюдательный пункт в высотке напротив. Спросил полковника, нельзя ли нанести по ней удар. Полковник вероятно отнесся к идее, как к придури, но вежливо пояснил, что если будут неоспоримые данные, то почему бы и нет. Тогда мы с капитаном решили так: сымитируем радиоперехват, запишем его и представим начарту. На мове ребята говорят неплохо. Должно сработать. Само собой, понятно, никому вообще, полковнику в особенности, о таких деталях знать не нужно. На искандеры правда полковник добро не дал.

Вечером на Камазе выехали в сторону границы. Едем втроем, водитель, старшина, на которого оформим броневик, и я. Проехали Волноваху, Мариуполь и часа за три до полуночи заехали на базу в Н. заправиться, сдать оружие и броню. Пока наш водитель заправлял канистры соляркой один офицер пригласил меня на чай. В палатке недавно закончился ужин и в котлах оставались теплые макароны с тушенкой и чай, а на столе накрытые от мух хлеб и брикеты с маслом. В палатку пришли сонные щенки, мы угостили их хлебом и они понесли корки матери. Мы остались одни. Лейтенант рассказывал про большие потери на харьковском участке, про то, что руководство бережет технику и боеприпасы, а людей не бережет и что пора бы отпустить их домой на пару недель (он здесь без малого седьмой месяц). Говорил он тихо-тихо, хотя мы были одни, и все косился на вход, а когда мы прощались, вдруг сказал — «Дешева кровь».