Друг: Они званые, чтобы их пригласить, хозяину вовсе не обязательно быть знакомым с ними, знать их имена и их язык; их присутствие лестно для хозяина, он рад им и гордится их приходом, ведь о нем будут говорить как об удостоившемся высокой чести. А чтобы их пригласить, хозяин выбирает одно из двух: он может послать драгоманам при гостиницах пригласительные билеты без указания имен для раздачи туристам, которых те обслуживают; драгоманы продают билеты за определенную плату, как билеты в увеселительные заведения, а иностранцы думают, что требовать плату за присутствие на свадьбах принято у восточных людей. Хозяин может избрать и более современный способ: он сообщает владельцам больших отелей, что тогда-то в его доме свадьба и он желает видеть на ней такое-то число туристов; владелец отеля дарит своим постояльцам приглашения на свадьбу, и если они соглашаются оказать хозяину свадьбы эту честь, он не жалеет сил, чтобы угодить им, и принимает их с величайшим радушием — сажает рядом с эмирами и знатью и забывает обо всех остальных гостях, всю ночь крутится вокруг них, как на наших глазах поступает и хозяин этого дома. Взгляни на него, как он счастлив и горд, провожая их жен внутрь дома полюбоваться на жениха и невесту, после того как усадил мужей на почетные места рядом с эмирами и знатными людьми.
Паша: А что это за коробки, которые несут в руках женщины, в них подарки невесте? Неужели они настолько щедры, что считают своим долгом одарить невесту, которую не знают и с родственниками которой не знакомы?
Друг: Это фотографические аппараты, они несут их, чтобы сфотографировать женскую половину дома, женщин в их нарядах и украшениях и саму свадебную церемонию, а вернувшись домой, будут обмениваться фотографиями. А может быть, сделают с них тысячи копий и станут продавать на европейских базарах на потеху людям.
Говорил Иса ибн Хишам: Когда хозяин дома сопроводил туристок на женскую половину, как сопровождают взбирающихся на пирамиды, он вернулся к гостям и внимательно вгляделся в выражение их лиц. После чего направился к компании знати и эмиров, безошибочно выбрал главного среди них, встал перед ним в почтительной позе и предложил ему открыть свадебный пир. Эмир поднялся со своего места, гордо прошелся вдоль рядов гостей, словно полководец перед сражением, вошел в раскрытую перед ним дверь и овладел столом. С ним не сравнился бы ни Са‛ад при ал-Кадисиййи{230}
, ни ал-Мустасим при ‛Амории{231}, ни Мухаммад при Константинополе{232}, ни великий дед эмира при завоевании Хиджаза{233}. Вслед за ним сомкнутыми рядами двинулись остальные, они направлялись к блюдам с салатом молча и благоговейно, как верующие на молитву, и тут же набросились на еду, как доблестные рыцари на крепостные валы или как на окровавленную тушу свирепые львы, как волки голодные на пасущихся овец, как мухи на сладкий шербет. Началась толкотня: гости напирали, с ног друг друга сбивали, от столов оттесняли, вытягивали руки и шеи, пытались ухватить что повкуснее, рты себе набивали, на соседей грозные взгляды кидали, блюда у них вырывали, завязывались перепалки, и пир обернулся свалкой, от которой многие пострадали — жертвами объедения, мучениками несварения и пленниками опьянения стали.Выпитое головы вскружило, вино умы и души помутило, людей достоинства лишило. От обжорства они соображать перестали, и все в одну кучу смешались: благородный с худородным, эмир с простолюдином, слуга с господином. Тот смеется и хохочет, этот невесть что бормочет, кто-то съеденное извергает, а другого словесный понос пробирает. И не понять и не уразуметь, кто о чем болтает. Единственный понятный разговор, донесшийся до нашего слуха, происходил между юношей, высоко о себе мнящим и церемонным, и стариком, опытным и жизнью умудренным.
Старик: Может ли что-нибудь быть хуже и неприятней, чем поведение хозяина свадьбы, этого уроженца ас-Са‛ида{234}
? Как быстро забыл он законы своих отцов и дедов, обычаи своих соплеменников, в одночасье перенял порядки европейцев и их новшества, устроил свадьбу по их моде, хотя он и не знает ее толком, и она ему совсем не подходит! Можно только пожалеть этого несчастного, он потратил огромную часть своего состояния на празднество, которое совсем не в его вкусе. Он смущен и растерян, не знает, как ему быть и что делать посреди этого столпотворения. Взгляни, как недовольно им и сколько упреков изливает на его голову большинство приглашенных, которых он хотел почтить и ублаготворить и которым сверх всякой меры старался польстить, даже нарушив ради этого обычай. Взгляни и согласись со мной, что он навредил самому себе и своей семье.