Рассказ Исы ибн Хишама, или Период времени

После поэта больше никто, слава Аллаху, выступать не стал и снова заиграла музыка. Я обвел взглядом всех присутствующих, ряд за рядом, и не увидел среди них ни одного слушающего певцов. Все смотрели вверх, указывали куда-то пальцами и качали головами, как если бы увидели что-то ужасающее. Я тоже поднял глаза и несказанно удивился: все окна дома были отворены, а в них виднелись девицы с открытыми лицами, как истуканы в святилище или портреты в рамах, или луны в просветах между облаками. От них словно исходили солнечные лучи, а взгляды их напоминали обнаженные мечи, готовые сердца, трепещущие, как птицы, поразить и души, объятые желанием, сгубить. Смотрящий видит, как она бокал золотистого вина к алым устам подносит и красной розой ожерелья на груди касается, и эти знаки для него — рубин вина, рубины уст, рубин цветка и рубины грудей — в ясный призыв сливаются. А они не перестают посылать знак за знаком — то веером, то папиросой, то улыбкой многозначительной, и мужчины, сидящие внизу, отвечают им на глазах у всех зрителей — то взмахом руки, то на языке цветов, и каждый думает, что изо всех предпочли и избрали именно его, что он огонь желания в какой-то из них зажег. А ведь в окнах сидят их жены, дочери, сестры, племянницы. Певцы же без малейшего стыда распевают песни, страсть возбуждающие и желания распаляющие. Евнухи поднимаются наверх и спускаются вниз с записками, чувства влюбленных изъясняющими. Непристойно ведут себя и мужчины и девицы, и бесстыдство их переходит всякие границы. Несколько молодых людей принимаются один другого оскорблять и ругательствами осыпать, а затем пускают в ход кулаки и раздают друг другу тумаки. Присутствующие встают с мест, компанию окружают и за дракой наблюдают. Тут является полиция, чтобы дерущихся разнять и заставить их перед судом предстать. А у тех уже костюмы порваны и клочьями висят, лица в кровь разбиты, а глаза злобою горят. Так веселье обернулось печалью, а песни — плачем. Я сказал своему другу: «Пойдем отсюда поскорей, чтобы не быть замешанными в этом скандале и не оказаться в числе обвиняемых». Мы быстро вышли, и по дороге я говорил ему: «После всего, что мы видели и слышали, ты вправе возмущаться и негодовать или изумляться и объяснения увиденному искать. И впрямь, где разница между радостями жизни и ее горестями? Или мир действительно перевернулся с ног на голову?» А он отвечал мне как человек, умудренный опытом, кротко и вежливо, пожимая плечами с улыбкой насмешливой: «Жизнь научила меня не негодовать и не злиться, и сегодня было бы удивительно, если бы я тому, что видел, мог удивиться».

ОМДА В САДУ {241}

Говорил Иса ибн Хишам: Пашой овладела любознательность и страсть к изучению людских нравов и характеров, склонность к уединению сменилась у него тягой к общению. Он стал просить и упорно требовать, чтобы я позволил ему все испробовать. Я его отговаривал и уклонялся, время тянул и на разные причины ссылался, но он моих отговорок не принимал и своего добивался. Я ему сказал: «Из собраний и мест общения осталась у нас одна ал-Азбакиййа со всей ее скверной и безобразиями, пороками и развратом, беспутством и пьянством. Я слишком тебя уважаю, чтобы ставить в ложное положение, подвергать подозрениям и обвинениям. Человеку твоего возраста и звания неприлично знаться с подобными компаниями и унижать себя участием в их гуляниях. Нам не избежать тогда порицания порицающих и осуждения осуждающих». Я поклялся, что лишь добра ему желаю. А он ответил: «К чему ты мне это повторяешь? Ты преподал мне мудрости уроки, приобщил к философии высокой. Что мне после этого укоры невежд и упреки лицемеров! Человеку с сердцем чистым и благородным не нанесет вреда общение с распутником негодным. Редко бывает, когда больной врача заражает, а запах гнили аромат добра заглушает. Созерцание порока и уродства укрепляет благородного в его благородстве. Истинную мудрость обретает лишь тот, кому хорошо известны последствия заблуждений и грехов. Преимущества света оценит лишь прошедший сквозь тьму. Все познается в сравнении — из преподанных тобой уроков я вывел такое заключение. У правителей нашего времени было в обычае изменять свое обличье и надевать платье непривычное, чтобы неузнанными общаться с людьми разного звания и узнавать их настроения и желания. И это не умаляло их достоинства и не вредило их авторитету, если их тайна раскрывалась и становилась известной всему свету. Значит, ты ничего дурного не совершишь, если просьбу мою удовлетворишь, и не тревожься за меня, ведя в эти неприличные места».