Расскажи мне…

Это были темные, сырые, железобетонные помещения без мебели, а нары для сна на день поднимались и запирались, т. ч. и сидеть можно было только на полу.

Питание в ШИЗО было трехразовое: завтрак – 100 грамм черного хлеба, 150 грамм каши без масла и кружка кипятка без сахара; обед – 200 грамм хлеба, 250 грамм супа без жира и мяса и 150 грамм каши без жира; ужин – 100 грамм хлеба и кружка кипятка.

Прогулок и курева в ШИЗО не полагалось.

Очень часто в ИТК попадали наркотики неизвестные «старым» заключенным.

Для того, чтобы определить «норму» они пользовались вновь прибывшими, которых называли «кроликами».

Тогда дело оборачивалось трагедией: в лучшем случае «кролик» и заключенные, использовавшие его, попадали в областную больницу, а несколько раз был смертельный исход.

Даже, если, вновь пришедший этапом прошел благополучно все преграды, нашел своих кентов, и начал работать, то новые испытания могут заставить его разуверится в справедливости и в лозунге, висящем при выходе из рабочей в жилую зону – «Человек человеку – друг, товарищ и брат».

Если посмотреть со стороны, то в ИТК все прекрасно, и сделано все для попавших в заключение, чтобы перевоспитать их и сделать честными людьми.

И правда, есть хорошо оборудованное производство, есть спальные корпуса; для заключенных, не имеющих среднего образования, школа, для не имеющих специальности – ПТУ; есть столовая с современным оборудованием, клуб, санчасть, баня, парикмахерская, прачечная, библиотека, ну, в общем все службы для нормальной работы и жизни. Статья 20 УК РСФСР гарантирует «человеческое отношение». Чего же надо еще?

По решению контролеров на развод заключенных на работу приводят двух парикмахеров с машинками для стрижки.

Пропуская заключенных на работу, контролеры отбирают всех, у кого, как им кажется, волосы длиннее нормы.

Два парикмахера, даже, если бы очень захотели, не могут остричь всю эту массу ручными машинками.

Тогда им велят выстригать спереди небольшую полосу, уродуя человека, что они и делают.

Как правило, таких «остриженных» набирается очень много, и им приходится в таком виде ходить не один день, пока они смогут постричься.

При выходе из рабочей в жилую зону на обед и после окончания работы контролеры начинают проводить «шмон», а, если кто-нибудь выскажет неудовольствие, отведут на вахту и изобьют.

Я не оговорился.

Контролеры ко мне относились очень хорошо, поэтому сотни раз я отнимал у них ребят, которых они избивали в кровь.

Вечером, после вывода на работу второй смены, контролеры отправлялись по цехам на «промысел».

Они забирали все, что им приглянется и что имеет ценность, чтобы «заработать» на выпивку или унести домой.

Горе тому заключенному, который вздумает сопротивляться или жаловаться.

Если «промысел» оказывался неудачным, а выпить хотелось, то приходили ко мне.

Я вызывал завхозов, они у своих подопечных собирали деньги и приносили мне.

В этом случае контролеры поступали «честно»: давали мне бутылку водки, из расчета десять рублей за бутылку, для расчета с завхозами.

Сам я выпивал редко, но у меня стало много друзей, которые знали, что получить от меня выпивку безопасно, только вести себя надо хорошо.

Контролеры, целый день шныряя по ИТК, знали многих заключенных, и от них было трудно скрыться.

Они могли делать все, что хотели.

Если заключенный сопротивлялся или грубо им отвечал, они вели его на вахту и, надев на него смирительную рубашку, избивали его, а потом составляли на заключенного акт о «сопротивлении».

Можете представить, что чувствовал парнишка, попавший в ИТК на два-три года за драку на воле, когда его беспомощного избивали ногами контролеры, а потом помещали в ШИЗО, только за одно слово?

В цеху на работе нужно было выполнять норму, а за невыполнение нормы можно было попасть в ШИЗО.

Нормы были высокие, а на обучение давали не более двух – трех дней.

Когда заключенный выходил из ШИЗО, его, в прямом смысле, шатало, а он должен был работать и выполнять норму, чтобы снова не попасть туда.

Формула работы была проста: не можешь – научим, не хочешь – заставим.

Если и ШИЗО не помогало, то такого заключенного помещали в ПКТ (это была маленькая тюрьма в тюрьме) сроком до трех месяцев, но находящиеся там заключенные обязаны были работать и выполнять норму.

У нас был в ИТК один заключенный – Сурен Абрамян, работающий в механическом цехе. Небольшого роста, но физически очень сильный, он очень хорошо играл в карты.

Картежная игра – одно из самых страшных зол в колонии, поэтому категорически запрещена. Но уследить за всеми игроками просто невозможно.

Например, игроки во время работы забираются внутрь верстака, а за верстаком кто-то стоит и работает.

Были и другие укромные места.

Обычно, игроки играют с вновь пришедшими и обыгрывают их на значительные суммы, но часто игра кончается трагедией.

Однажды вечером, придя на вахту, я увидел Абрамяна истекающего кровью. Его лицо было уже не белым, а земляным.

Контролеры, стоя вокруг него, смеялись, говоря, что, если он подохнет, то одним игроком будет меньше.