Рассказы

Под вечер Кирюша пришел к бабушке. Они долго сидели и молчали; Кирюша положил голову ей на плечо. Бабушка была теплой и доброй. Она рассеянно гладила внука по волосам. По телевизору показывали «Вперед!» Людей на экране били током за неправильные ответы; отвечали они, как правило, неправильно. Затем бабушка переключила канал. Возникло некое ток–шоу: гости и зрители обсуждали знаменитого режиссера — тот ради сценической достоверности сбросил с колокольни беременную женщину. Кирюша задумался: зачем такое вообще нужно?

«Режиссер — творец, — объяснила бабушка. — Есть люди, которым все позволено. Он из их числа».

«А, понятно», — сказал Кирюша.

И сам не заметил, как заснул.

Бабушка, прихрамывая, отнесла его на кровать и укрыла теплым одеялом.

Кирюша спал, обнимая подушку. Ему снился кошмар: мать–1 пожирает отца.

Для них ты бог

Словарь Алисы:

Миляга

Что будешь есть?

Боже, я поняла уже!

Просто они маленькие, и жутко тебя боятся

Животные здесь

Послание «SOS» с координатами я уже отправила

И осмотрись заодно, я карту быстренько составлю

Возьми чуть левее

Можешь веток для костра собрать, пригодится

Пожалуй, ты прав

Опять ты принуждаешь меня

Для них ты Бог

Дэвид Юм, поэт и философ, потерпел крушение на Колобе; планета эта, населенная ограниченными и жестокими колобианцами, представляла для цивилизованного человека исключительную опасность; хорошо еще, что двигатель отказал над океаном — и еще хорошо, что рядом с местом падения Господь поместил компактный, в меру комфортный остров. Туда и устремился Юм, вынырнув из воды; к тому времени, как достиг он благословенного берега, корабль его, этот серо–стальной кузнечик, утонул окончательно — лишь пробежала несильная волна, чтобы ударить о берег острова и тут же стихнуть.

Вытянувшись на мокром песке, Юм изрек:

— Как и падение Трои, это было неизбежно; Дэвид Юм совершил бы глупость, сойди он с предначертанных троп.

— Возьми чуть левее, — отозвалась Алиса.

Юм кивнул.

— Аве, Элис.

— Опять ты принуждаешь меня, — вздохнула она, после чего смолкла.

Алиса — жучок, вживленный в ухо Юма — была роботом с простейшей программой: на каждую хозяйскую фразу реагировать затхлой сентенцией, например: «Выглядите замечательно, она оценит» — и все это приятным низким голосом, заимствованным у безымянной холливудской звезды; в настоящий момент словарный запас Алисы состоял из двенадцати бессмысленных фраз — просто Юму робот уже наскучил.

— Зануда ты, Элис, — сказал Юм, поднявшись на ноги.

— Животные здесь, — томно откликнулась Алиса.

Юм осмотрелся.

— Нет, Элис, увы. Впустую прошел шестой день: не родила земля животных, — пробормотал он.

— Пожалуй, ты прав, — согласилась Алиса.

Юм ошибался, животные здесь были — муравьи; колобианские муравьи, отдаленные потомки земных.

Сам остров представлял собой треугольник (35:90:65, в таком соотношении) с более–менее ровными линиями; площадь — около пятьдесяти квадратных метров; в центре высилась непременная пальма — с лохматыми кокосам, с узкими перистыми листьями, с гладкой корой; под пальмой же расположился муравейник, на три четверти скрытый в земле; и населяли его агрессивные колобианские муравьи.

В первый же день Юм, которому наскучили пищевые брикеты (их он держал в герметичном пакете; пакет был в рюкзаке), направился к пальме — хотел поужинать кокосами; муравьи ужалили его три раза — в пятку, в лодыжку и в худую волосатую икру; и Юм отступил.

— Кто знал, что сии злокозненные твари кусаются? — сетовал он, баюкая раненую ногу.

— Можешь веток для костра собрать, пригодится, — сказала Алиса.

— Предлагаешь поджечь их? — задумался Юм. — Но ведь единственное, что может гореть здесь, это пальмовая древесина; задача не имеет решения; дурная бесконечность!

— Возьми чуть левее, — сказала мудрая Алиса.

Юм провел рукой по голой икре и, нащупав место укуса, осторожно почесал его; вздохнул от удовольствия; после чего произнес:

— Позволь же, Элис, прочитать тебе стихотворение.

— Миляга, — смутилась Алиса.

Юм встал в позу и запрокинул кудрявую голову; его зеленые глаза затуманились. Юм был охвачен волнением.

— Любовь слепа….

Юм откашлялся.

— Что будешь есть? — вставила Алиса.

— Не перебивай! Любовь слепа…

Любовь слепа и нас лишает глаз.

Не вижу я того, что вижу ясно.

Я видел красоту, но каждый раз

Понять не мог, что дурно, что прекрасно.

Голос Юма, высокий, звонкий, почти что мальчишеский, вмиг разнесся по всему острову — и был он наполнен настолько сильной и странной, неизъяснимой тоской, что даже колобианские муравьи на минуту замерли и подняли к небу свои острые жвалы; но голос смолк, и муравьи вернулись к работе.

Юм поужинал брикетами и лег спать.

Ночью он проснулся от свистящего шума; решив, будто за ним выслали спасательную бригаду, приподнялся на локтях — и тут же скривился от боли: спина его затекла, а кровь застоялась. А шум все нарастал, и вот на фоне звездного рисунка возник аэролет.

— Колобианцы! — пробормотал Юм, потирая поясницу. — Колобианцы! — громче произнес он. — Прошу, не улетайте! Я здесь! Заберите меня с собой, в ваши теплые гостиницы, не будьте животными!