Рассказы

Юм знал это; он напрягся, напружинил все мускулы своего слабого, философского тела — и помчался к темной горе (горке) муравеника; ступни его выбивали фонтанчики песка. Предчувствуя беду, муравьи завозились вокруг муравейника. Юма укусили; он вскрикнул — но тут же торжествующе расхохотался. Камень был доставлен на место. Юм с размаху обрушил его на муравейник. Раздался хруст, и камень провалился вглубь волокнистого, слепленного из пальмовой коры жилища муравьев; наружу вынесло рассыпчатую землю, в которой попадались и белые личинки, напоминавшие рис; муравьи в панике защелкали жвалами, и даже королева, вероятно, испугалась в ту минуту за свою жизнь.

Юм закричал:

— Я нарушил закон Божий: я убил! Но я не раскаиваюсь, подобно Раскольникову — напротив, я торжествую! Я наказал вас. Прекрасно понимаю, что подобный шаг вызовет у вас желание отомстить; что же, я готов! Давайте! Вперед, чего вы ждете? Дэвид Юм перед вами, и если вы спустите мне с рук подобное деяние, то вы и не муравьи вовсе, а жалкие черви.

— Просто они маленькие, и жутко тебя боятся, — стала оправдывать муравьев Алиса.

Но в оправданиях ее не было нужды: темной волной муравьи нахлынули на философа. Он отбивался, топал ногами; его укусили, по крайней мере, десять или пятнадцать раз; один из муравьев подобрался даже к зеленому глазу Юма — но был щелчком сброшен на песок. Под палящим колобианским солнцем человек сражался с ордой насекомых. Воздух тек и плавился, напоенный ядом. Юм шумно дышал. Пот капал с его подбородка; муравьи же не потели — как и полагается членистоногим. Битва продолжалась примерно десять минут и закончилась ничьей: Юм устал и вернулся назад к берегу; муравьи же отступили к своему жилищу — их ждали масштабные восстановительные работы.

— Я проучил их, Элис, — сказал Юм, сидя на берегу. Раны почти и не болели — пенистый адреналиновый обман; как же давно Юм не испытывал подобного.

— И осмотрись заодно, я карту быстренько составлю, — сказала Алиса.

— Элис, что за глупости? — благодушно рассмеялся Юм. — Слушай сюда. Пароль — киста.

Щелк.

— Введите фразу, — предложила Алиса.

— Фраза: «Ты победитель, Юм!»

— Записано, — отозвалась Алиса. — Ты победитель, Юм!

Философ довольно хмыкнул и вытянул на песке свои длинные голенастые ноги. Солнце палило вовсю, и море казалось стеклянным. В небесах промелькнул колобианский альбатрос. Юм слышал об этих грозных птицах — каждая из которых была размером с пассажирский самолет; твари эти питались колобианскими китами. Юм проводил альбатроса взглядом. И задумался.

То было утро; к обеду Юм почувствовал небольшое раскаяние; к вечеру он окончательно сник, его мучил стыд — философ думал о тех муравьих, что пали под его ударами, о тех личинках, что умерли под взором безжалостного солнца, о страданиях несчастной королевы; сопереживание, эмпатия — столь часто обличаемая самим Юмом в своих сочинениях — отравила его триумф; хотелось повернуть время вспять и не совершать того ужасного утреннего поступка. Юм вздыхал. Вздохи разрывали ему грудь. Он вынул из рюкзака брикет и с грустью съел; а Алиса все молчала и молчала, и некому было поддержать теплым словом Юма. Так прошел этот вечер.

Ночью же прилетел колобианец. Он — распорядитель судеб, мужественный вариант Лахесис — эксперимента ради высадил на острове Фанни; Фанни, родом с планеты Зембла, была тихой, скромной девушкой, слабой и пугливой; колобианец держал ее в качестве рабыни. Теперь же он хотел, чтобы Фанни стала рабыней (Пятницей) и для Юма. Колобианец предполагал и иной исход, и был готов к нему; но об этом чуть позже.

Фанни заплакала, когда колобианец оставил ее, и даже назвала его по имени — Фернандо; но было поздно уже, Фернандо улетел. Фанни посмотрела на спящего Юма, поежилась невольно и двинулась на другой конец острова. Там, в окружении шестидесят пяти градусов, Фанни свернулась клубочком и заснула; ее сон был беспокойным. Проснулась она раньше Юма. Почувствовав голод, попыталась добыть кокос — но была укушена муравьями, и осталась в итоге голодной. Оставив свои попытки, Фанни вернулась к своим шестидесяти пяти градусам. Она думала о Юме. Взгляд ее, напряженный и испуганный, не отрывался ни на секунду от его безмятежного лица; Фанни ждала пробуждения Юма.

И вот он шевельнулся.

Произнес сонно:

— Королева, простите. Поверьте, я не хотел; мне жаль. Выгоды в том не было никакой, исключая, конечно, аспект мести; и мне стыдно, что я поддался собственным же низменным порывам. Я готов искупить свою вину. Знаю, я говорю, как гордец. Проклятье, как же я ужасен, и как тошнотворно мое фальшивое, горделивое раскаяние! Мне стыдно, королева, и стыд мой не может найти должного выхода — и прошу вас, укажите мне путь; я отдаюсь в ваши руки. Ведите. Я готов.

— Боже, я поняла уже! — раздраженно произнесла Алиса.

— Королева? — удивился Юм.

Возникла пауза, вслед за которой последовала реплика Алисы:

— Животные здесь!