Рассказы

— Айк, — сказал он вполголоса, — когда война кончится, я на Мейве женюсь. Вот тебе мое слово.

— Когда война кончится, — сказал Мэвин, — тебя повесят как предателя.

— А, точно, — спохватился Андерс.

Он стал рыться в карманах.

— Я же тебе приглашение принес, — сказал он. — От Фредерикса, ну, Гидеона. Хочет нас на званый ужин зазвать, сволочь толстая.

Он протянул Мэвину красочно оформленный кусок картона. Сверху было выведено золотом: «Приглашение!»

— Он же меня ненавидит, — сказал Мэвин удивленно.

Когда Мэвин и Фредерикс были детьми, Фредерикс не раз колотил хилого волшебника.

— Ненавидит, и что с того? — сказал Андерс. — Вот, смотри.

Он вытащил еще одно приглашение — видимо, свое собственное — и аккуратно порвал на кусочки.

— Не хочешь, не иди, — пояснил Андерс.

— Фредерикс ненавидел меня, но не тебя, — сказал Мэвин. — Вы же были друзьями.

— Угу, а потом он меня кинул, — сказал Андерс. — Пошел он к черту. И ты свое порви, а то у меня на душе неспокойно будет.

— Порву, — сказал Мэвин, но трогать приглашение не стал. — Фредерикс — он же теперь композитор, да?

— Нет. Драматург, — ответил Андерс.

Потом вздохнул:

— Драматург, мать его всю и разом.

После обеда у Мэвина был прием: приемные часы — с 12 до 18 вечера. Ожидая клиентов, Мэвин пил кофе и рассматривал ватман, лежавший перед ним. Ватман покрыт был сложным узором из лемнискат и конхоид. В центре его подрагивал металлический шарик. Мэвин катал шарик от края ватмана до края и все не мог понять: красивое имя Октавия или нет?

Наконец он решил, что да, красивое.

Тут в дверь постучались, и Мэвин облегченно вздохнул.

— Входите.

Появилась худая женщина в сером парике. Сев перед Мэвином, она спросила:

— Господин волшебник, скажите сразу, я нормально выгляжу?

— Да, — отрешенно ответил он.

— Тогда отлично, — сказала женщина в парике. — Перейдем к делу. Стоит ли принимать предложение Рамиреса? Оно и деловое, и личное, можно сказать, интимное. Иво Рамирес хочет жениться на мне — тогда наши земельные угодья объединятся, и общая стоимость имущества составит…

— Тысячу триста талеров, — сказал Мэвин. — Иво Рамиресу можно доверять. Соглашайтесь с легким сердцем.

— Все это странно, — заворчала женщина. — Рамирес намного младше меня. Понимаете, я не особо молода — я взрослая женщина, и с мальчишкой, если честно…

— Принимайте.

— Хорошо, — сказала женщина.

«Иво Рамирес — местное сопротивление, которому от силы полгода. Деловое и личное — просьба предоставить жилье… и место для хранения оружия. Тысяча триста — примерно столько членов сопротивления в городе», — отметил про себя Мэвин.

Женщина ушла. Мэвин взял карандаш и слегка подправил узор на ватмане. Следующие два часа пришлось бездействовать — клиенты не приходили, а узор был закончен и изменений не требовал.

Потом появилась еще одна посетительница. Она была столь же худой, как и первая, только намного выше. Волосы короткие. Плечи острые.

— Господин волшебник, — прощебетала вторая. — Можно я с вами посоветуюсь?

— Можно.

— Мне господин Саммердей на днях предложил стать главой прихода. Я бы не против… да боюсь немного, — женщина покраснела. — Все‑таки женщина–священник, это так странно, непривычно…

— Понимаю, — сказал Мэвин. — Но не беспокойтесь. В Алой империи это норма, и я не думаю, что в Сендлхаусе кто‑то станет вас притеснять, упрекая в безнравственности.

— Вот и господин Саммердей так говорит! — воскликнула женщина.

— Тогда в чем дело? — спросил Мэвин.

— Я боюсь… — вздохнула женщина. — Ой, а что это у вас?

Она смотрела на ватман.

— Это Серый Механизм, заклинание, — пояснил Мэвин. — Оно убьет всех, на кого я укажу.

Глаза у женщины округлились.

— Ой…

— Это была шутка, — сухо произнес Мэвин. — Порой меня заносит. Предложение доктора Саммердея принимайте. Не думаю, что оно вам повредит.

«Когда придут солдаты Королевства, первая станет героиней, вторая — предательницей, — подумал Мэвин, когда и эта женщина ушла. — А предателей вешают. Это больно, да. Стоило отговорить ее от такой глупой затеи».

Он отпил остывший кофе, поморщился и сказал вслух:

— Я зря разозлился.

В пять часов заглянул Андерс. Он предложил сходить к друзьям, и Мэвин согласился, хотя знал: «друзьями» Андерс обычно зовет побитых жизнью забулдыг. Так и оказалось. Андерс привел его в очередной темный бар, где воняло блевотиной и чьим‑то немытым телом. Мэвин — одетый по последней моде Империи — брезгливо поморщился, когда какой‑то пьяный парень облокотился об него.

— Не брезгуй, — строго приказал Андерс. — Не брезгуй, сволочь, а то накажу.

— Как? — спросил Мэвин.

— Да плеткой. Или стеком. Я же теперь имперский офицер, пускай и в провинции, — сказал Андерс. — Мне полагается стек, чтобы бить друзей по их наглым откормленным рожам. Где мой стек, сволочи? А? Не отвечают. Я же говорю, сволочи.

— Осторожнее, — сказал Мэвин. — Ты оскорбил все наше имперское начальство.

— Да ну их всех и разом! — взревел Андерс. — Хочу быть патриотом Королевства!

— Ты пей лучше, — сказал Мэвин.

И Андерс смолк.