Рассказы

— Никак, — ответил он. — Я вообще эту историю рассказал потому, что хотел тебе пыль в глаза пустить.

— Понятно, — сказал я.

В этот момент он выстрелил; стена над моей головой взорвалась осколками кирпича. Я выстрелил в ответ — и Шутер, застонав, выронил автомат; я пробил правую его дельтовидную мышцу.

На комоде лежал нож, спрятанный под слоями одежды — на случай, если бы я захотел убить Габриэллу максимально эффектно. Взяв его, я быстро приблизился к Шутеру. Он, развернувшись всем телом, толкнул меня плечом; я же, устояв, полоснул его по лицу и оставил длинный аккуратный разрез. Шутер закричал. Не помню уже, что он кричал; кажется, проклинал меня и богохульствовал. Я попытался дотянуться ножом до его горла; не получилось — Шутер, спиной уперевшись в стену, пнул меня. Пока я поднимался с пола, пока искал отлетевший в сторону нож — Шутер выбрался через окно; оставляя за собой капли крови, он побежал по прохладному ночному асфальту. В лунном свете пиджак его выглядел блекло–синим.

Я положил руки на подоконник. И, не в силах сдержаться, закричал; напряжение мое выливалось в длинные, радостные крики. Я выл. Я клокотал, я булькал, я смеялся, пока слюна не потекла у меня по губам; устав, я упал на кровать — и приобнял еще теплое тело Габриэллы.

Шутер сбежал.

Мы встретимся снова, много–много раз; и каждая встреча будет столь же интересной, столь же чудесной, как и эта, как и предыдущие.

Счастье.

Это единственная форма дружбы, доступная мне; а Шутер — мой единственный и очень дорогой друг.

Ну или…

Да.

Думаю, правильнее говорить: возлюбленный.

Игра в чернуху

Должен заранее предупредить тебя, о читатель. В жанровой классификации сей рассказ следует отнести к так называемой «чернухе» — иначе говоря, речь здесь пойдет о самых страшных, мерзких и отвратительных вещах, какие только можно вообразить. И атмосфера, мой читатель! Не стоит забывать и о ней. Атмосфера у нас гадкая, липкая и противная, будто сопли, будто менструальная кровь, будто — прошу прощения — дерьмо, что скапливается в канализации. Так что будь готов, о читатель, встретиться с мерзостью.

Итак, начнем же!

А начнем, само собой, с главного героя. Точнее — с главной героини. Да, ты не ослышался, о читатель: в центре повествования у нас женщина, точнее — девочка. Зовут ее Мэри, и ей десять лет — в общем, читатель, перед тобой Мэри Фрей — милая и добрая девочка, чье сердце чище утренней росы и теплей русской бани!

Расскажу о ней немного.

Утро для Мэри начинается с завтрака: овсянка, апельсиновый сок и горка шоколадных чипсов — не больше и не меньше, и вот Мэри уже сыта. Она целует в щечку отца, Кристиана Фрея (он профессиональный духспец, но об этом чуть позже), затем целует в щечку мать свою Шарлотту, почтенную матрону — и бежит в школу.

Идиллия, не иначе! Но не забывай, читатель, о жанре нашего рассказа.

Поэтому сделаем затемнение.

Вот, смотри: Мэри идет в школу, ее каблучки стучат о мостовую — цок–цок, цок–цок. Мэри улыбается. А вокруг — тьма, мрак и непроглядная пелена дождя. Люди злые, несчастные. Чернуха же! Вот убивают бомжа мальчишки, вот бредет в абортарий беременная девушка (ухажер настоял, подлюга, мужлан!), вот пожирает кал голодная старуха. И дождь, о читатель! Я бы предпочел снег — у нас, как‑никак, снежная страна — но действие‑то происходит за границей, в Америке ли, в Англии, в иной стране — неважно; главное, что это не Россия. Поэтому обойдемся дождем.

А Мэри улыбается и идет себе, идет. Девочка не видит зла. Плохая из нее, между нами, героиня для чернушного рассказа. Но уж какая есть — жаловаться не будем.

Мэри приходит в школу, а там что творится, ужас! Детишки пьют, курят, принимают наркотики, совокупляются в туалетах, в общем — занимаются обыденными делами.

Парты у нас — сдвоенные, и соседкой Мэри является девочка, и зовут ее Рэйчел.

Рэйчел смотрит на героиню нашу с тихой, затаенной ненавистью, и готовит очередную пакость. И правильно — Мэри дочь духспеца, и друзей у нее быть не может.

Сидит себе Мэри, а все кидают в нее бумажными шариками, колпачками, карандашами; плюют на нее, терзают спину ей острыми авторучками — издеваются, мерзавцы. Рэйчел не отстает. Гадкая девчонка! Любой бы расплакался на месте Мэри — скорее не от боли, а от всеобщего остракизма, и от незаслуженной обиды. Но не Мэри! Она сидит, улыбается. И говорит: «Ой, Рэйчел, твоя ручка упала. Давай я подниму», — и поднимает, как ни странно.

А в школе — новый преподаватель, точнее — учитель; учитель математики, которого зовут (sic!) Грендель Хоуп. Он из Европы, эмигрант. Грен смотрит на нашу Мэри. Он удивлен: «Бедная девочка, зачем так с ней?» Грен намеревается поговорить с Мэри — после уроков, конечно. Он думает: «Проблемный класс», — и вздыхает устало.