Рассказы, очерки, наброски, стихи (1885-1894)

Вскоре после этой беседы В. Г. Короленко, вероятно, и переслал рукопись рассказа в редакцию газеты «Русские ведомости». В уже цитированном выше письме Саблину он замечал: «Я ее читал и послал потому, что нашел вполне литературной, местами красивой <…> Просьба: посмотреть и решить ее судьбу, буде возможно не в долгом времени» (Г и Короленко, стр. 203). 22 ноября 1894 года В. Г. Короленко снова писал об этом же редакторам «Русских ведомостей» А. С. Постникову и В. М. Соболевскому (см. там же, стр. 203–204). Однако, несмотря на хлопоты Короленко, рассказ в «Русских ведомостях» так и не появился.

С 1895 до 1898 г. в печати не зарегистрировано ни одного отзыва критики о «Старухе Изергиль». Первые отклики на нее появились только в рецензиях, связанных с ДЧ₁. Н. К. Михайловский в статье «О г. Максиме Горьком и его героях», говоря о нетипичности языка большинства героев Горького, сделал в этом отношении исключение лишь для Изергиль. Он писал: «Вы понимаете, что старуха Изергиль может выражаться, например, так: „Однажды гроза грянула над лесом, и зашептали деревья глухо и грозно; и стало в лесу так темно, точно в нем собрались сразу все ночи, сколько их было на свете с той поры, как он родился“. Эта цветистая речь, эти оригинально красивые поэтические образы, может быть, и уместны в устах старухи Изергиль, ввиду ее восточного происхождения» («Русское богатство», 1898, № 9, стр. 67). В другом месте, развивая положение о том, что герои Горького, «побуждаемые жаждою свободы», предпочитают бродячую жизнь, критик сослался на образ Ларры (там же, стр. 68–69). В статье «Еще о г. Максиме Горьком и его героях» Михайловский останавливался на образе Данко, рассматривая его в свете идей Ницше (там же, № 10, стр. 79–84).

В статье «Певец протестующей тоски» В. А. Поссе писал: «Из 20 рассказов и очерков, входящих в два томика сочинений М. Горького, слабее всех, пожалуй, „Старуха Изергиль“, но посмотрите, каким чудным описанием южной бессарабской ночи начинается рассказ!» («Образование», 1898, № 11, стр. 58).

Более внимательно подошел к рассказу Ф. Д. Батюшков. В статье «В мире босяков», отнеся это произведение к группе «очерков легендарно-фантастического характера», он писал: «Иногда г. Горький весьма близок к миросозерцанию Боккачио и, например, рассказ „Старуха Изергиль“ представляется настоящей параллелью к новелле Боккачио об Алатьель (Декамерон, II, 7): такое же своеобразное, как бы непроизвольное сцепление „авентюр“…» Но, сближая Изергиль с героиней Боккачио, критик говорил и о своеобразии горьковской героини: «В одном случае Изергиль возвышается над Алатьель: в своей „последней игре“ с одним шляхтичем она доходит до героизма в любви» (. . . Критические очерки и заметки. СПб., 1900, стр. 163, 164).

В первых отзывах прессы образ Данко остался почти незамеченным. На героический характер Данко обратил внимание автор статьи «Современные кумиры», опубликованной в журнале «Антиквар» в 1902 г. и подписанной инициалами Н. С. В статье говорилось:

«Любопытно сопоставить две символические картины у Горького и Андреева — картины, на первый взгляд, имеющие много общего, но вместе с тем ярко характеризующие настроение обоих писателей. У Горького в рассказе „Старуха Изергиль“ символическая картина пробуждения людей, появления в них энергии и силы в стремлении к добру, благодаря геройству одного, ценою своей гибели сумевшего вдохновить людей, дать силу и огонь их дряблым сердцам и вывести их на путь свободы и добра <…> А вот подобная картина у Андреева в заключении его рассказа „Стена“. Если не здесь, на земле, то есть же где-то правда, где-то далеко в неизвестной, туманной дали, куда достичь можно лишь по трупам своих братьев, по лестнице их горя и страданий. Да и что там? — Неизвестно! Кто попадет туда? Разве один оставшийся в живых!

Какая глубокая разница! Там геройская смерть за идею одного для спасения всех, здесь грязное пассивное околевание всех; для сомнительного спасения одного!» («Антиквар. Библиографический листок», 1902, № 7, стр. 213–214).

«Старуха Изергиль» пользовалась и продолжает пользоваться большой любовью читателей. П. А. Заломов свидетельствовал о том, как этот рассказ, наряду с «Песней о Буревестнике», помогал в революционной борьбе (. . Воспоминания. «Ленинская смена». <Горький>, 1938, № 102, 28 марта). Об этом же вспоминал и Ф. В. Гладков: «Мы, идущие в массы и работавшие над собой, воспитывались на Вас, — писал он Горькому в 1927 г. — Те времена были связаны с Вашим именем. Не только интеллигенция, но и широчайшие массы жили Вашими образами. Это было неудержимое стремление живых сил к действию, к борьбе, к подвигу, к героизму <…> Страдания „Трех сестер“ и „Самгиных“ нас не трогали: мы жили страданиями Данко. Недаром эти буйные образы созданы Вами в те времена. Вы горели огнем своей эпохи» (Лит Насл, т. 70, стр. 98).