— Смит, — сказал старый детектив. — А я назвал его «Джонс»? Просто оговорился. Знавал я другого человека с такой же фамилией. Так вот, Смит общался с парнишкой, а с Генри Брауном они оба не разговаривали, и, если они хотели выжить, им нужно было добыть пищу. Браун сидел один на другом конце шлюпки. А когда наступила ночь, они прекратили грести, и вышли звезды, и парнишка приблизился к Генри Брауну и заговорил с ним. А Смит не знал, что и думать: те двое вроде спелись, и если он помрет, они выживут. А он и сам был так голоден, что прекрасно понимал, что у них на уме и что ему грозит. И тому парнишке, если до этого дойдет. Но сначала он. Очевидно, что в подобных случаях, люди не заглядывают дальше, чем на пару дней вперед, и парнишка вполне был доволен своей дружбой с Генри Брауном, пусть даже это все не продлится и недели. Они сидели там и болтали, будто бы всю жизнь были друзьями. В каком-то смысле так оно и было. Генри Браун не сказал мне, что он собирался сделать, но это и так было понятно. Парнишка, по расчету Генри Брауна, был не борцовского склада, но зато их было двое на одного. А когда будет покончено со Смитом, парнишка станет легкой добычей. Не думайте, что Генри Браун мне прямо так все и объяснил, однако я сделал собственные выводы. И Смит все это прекрасно понимал. На следующее утро мимо них проплыла черепаха, из чего они должны были бы заключить, что они недалеко от суши, но они уже не могли ждать, и Генри Браун подлизывался к парнишке сильнее, чем когда бы то ни было. Черепаху они не поймали, и, хоть Браун прямо об этом не говорил, следующей едой должен был бы стать Смит. И вот этого-то Смит и не мог простить. Он попытался восстановить отношения с парнишкой, но ничего не вышло: Браун полностью его контролировал. Все это происходило в тропиках, и стояла страшная жара, и Браун, дабы защитить парнишку от солнца, отдал ему свою шляпу, водрузив ее поверх той, что уже была на нем, — он любыми способами пытался поддерживать в парнишке жизнь.
Не знаю, когда они планировали съесть Смита. По версии Брауна, вовсе не планировали. Он сказал, что беседовал с парнишкой просто из симпатии. Однако Смит решил, что он сперва собирался съесть его, а потом прикончить парнишку. И он не мог этого простить. Они были довольно близко от побережья — если б они только знали! — от побережья Западной Индии. Но Браун не мог больше ждать. Хотя он этого не говорил. Но полагаю, что Браун с парнишкой как раз собирались исполнить задуманное, как вдруг увидели пальмы на острове, и течение принесло их к берегу, как несло все это время через Атлантику. И тут появилась моторная лодка и приняла их на борт, и со Смитом ничего не случилось. Но он так и не смог простить ни Брауна, ни парнишку.
— Я до сих пор не знаю, что случилось с парнишкой. Надеюсь, что он ускользнул от Смита и жив-здоров. А Смит и Браун добрались до Лондона, двое скелетов, весивших не более семи стоунов каждый.[13] И Браун поведал мне эту историю. Однажды он позвонил в Скотланд-Ярд и сказал, что опасается за свою жизнь. Ну, в те дни все опасались, это было в разгар Битвы за Британию,[14] и поначалу мы не обратили на это особого внимания. А потом мне велели с ним побеседовать, и он рассказал мне эту бессвязную историю, — как Смит смотрел на него. Конечно, эти взгляды для него значили гораздо больше, нежели для нас. Теперь я это понимаю. Видите ли, Браун и сам подумывал сделать то же самое, и со всем этим грузом в голове он прекрасно понимал, как смотрят друг на друга люди, которые собираются это сделать.
— Что сделать? — спросил я.
— То, что он собирался сделать с Брауном, — ответил старый сыщик.
— И что же это? — спросил я.