— Мы, — сказал незнакомец, — вернее сказать, «они» считают, что война является более страшным злом.
— Война? — спросил глава партии. — А кто говорит, что мы разжигаем войну?
— По их сведениям, — сказал незнакомец, — то, что мистер Минч собирается сказать именно в данный момент, может сильно приблизить начало войны. Они хорошо информированы и сказали мне, что убеждены: небольшое насилие с их стороны, даже если это повлечет за собой смерть одного человека, предпочтительнее риска нарушить мир в Европе и потерять из-за этого тысячи жизней.
Конечно, тогда никто и не думал в категориях миллионов. И потом он стал говорить им, что запрет накладывается только в отношении Палаты Общин и на текущий момент, пока в недрах того, что назвали тогда «европейскими канцеляриями», сохраняется напряженность. А где-либо вовне, пожалуйста, если он хочет, он может выступить с этой речью. Аудитория из простых слушателей в каком-нибудь там зале никак не повлияет на ситуацию, в то время как речи в парламенте и дебатов, которые за ней последуют, допустить никак нельзя.
Молчание Геда
Относительно предположения о последствиях речи, произнесенной Минчем за пределами парламента, этот человек был абсолютно прав. Во-первых, пресса сообразила бы, что об этом писать не следует. Но все, что произносилось в парламенте, они обязаны были освещать. И, конечно же, что бы там ни было сказано, весь мир об этом прочтет. А в мире и так сложилась напряженная обстановка, и эта речь ее бы только усугубила.
Итак, вежливо, насколько это было возможно, — а в ту пору все были очень вежливы, — глава партии велел ему убираться ко всем чертям. И когда этот человек уходил, он повернулся в дверях и сказал:
— Этой речи не бывать. Ни при каких обстоятельствах она в парламенте не состоится.
После его ухода в головном офисе на некоторое время воцарилось молчание. А потом глава партии спросил своего секретаря:
— Что, по вашему мнению, следует предпринять?
— Полагаю, мы должны заявить на него в полицию, — сказал секретарь.
Но к этому моменту незнакомец уже ушел. Они все-таки сообщили об этом в Скотланд-Ярд. А в Скотланд-Ярде сразу же занялись этим делом и заверили главу партии, что все полицейские силы города будут брошены на то, чтобы предотвратить любое вмешательство в дела любого члена парламента, особенно, в данном случае, когда есть отдаленный намек на убийство. Они сразу же за это взялись. Думаю, они что-то знали об угрожавшей организации, — больше, чем говорилось. Они наверняка знали, потому что сразу сказали, что тот человек, который обращался к главе партии, это, скорее всего, Хоскен. Так оно и оказалось. Глава партии поинтересовался, собираются ли они арестовать Хоскена. Но старший инспектор сказал: лучше не надо. Лучше оставить его на свободе, и тогда можно будет разузнать побольше. Так оно и вышло.
Минчу немедленно обеспечили полицейскую защиту в широчайшем масштабе. Это было в понедельник, а во вторник Скотланд-Ярд порекомендовал временно поместить Минча в дом на набережной Королевы Виктории, не более чем в ста ярдах от Парламента, а речь должна была состояться на следующий день. Головной офис партии Минча, отдав все заботы о безопасности на откуп полиции, убедил Минча последовать их рекомендациям, и в то же утро он переехал в новый дом. Мне неизвестно, какую компенсацию заплатили прежним владельцам, но с этим проблем не возникло. Когда чуть позднее Минч решил прогуляться по улицам, за ним последовало такое количество переодетых полицейских, что он поспешно вернулся в дом, вокруг которого также было множество полицейских в форме и переодетых. И пока дела с Минчем обстояли подобным образом, и глава партии сидел в своем кабинете, с облегчением полагая, что все под контролем полиции, в его кабинет вновь вошел тот странный человек. Его пропустили внутрь, так как хотели услышать, что он собирается сообщить. На этот раз к нему обратились по имени, и я уверен, это доставило главе партии ребяческое удовольствие тем самым намекнуть, что они все про него знают, и именно потому, что знать все обо всех и о происходящем — это прежде всего заслуга головного офиса партии. Ведь без этого на выборах не победишь.
— Нуте-с, мистер Хоскен, — сказал глава партии, — что еще вы хотели бы нам сообщить?
Услышав свое имя, Хоскен улыбнулся краешком губ. А потом сказал:
— Только лишь то, что все эти полицейские никак не помогут мистеру Минчу произнести речь и начать дебаты в парламенте в то время, как у нас сложилась такая ситуация за границей.
— Если мистер Минч желает выступать в парламенте, на что он имеет полное право, он обязательно это сделает, — сказал глава партии.
— Я пришел вам сообщить, — сказал Хоскен, — что если он отложит свою речь на неделю, чтобы дать ситуации прийти в норму, то могущественная организация, с которой постоянно поддерживает контакт один мой товарищ, не предпримет никаких действий. Или пусть он произнесет речь перед уличной толпой. Но в парламенте в данной ситуации данная организация запрещает это делать.