Рассказы сновидца

Так прошел вторник. А в среду утром все было наготове. В семь часов вечера должен был выступить Минч. Со спикером парламента было уговорено, что около семи он подаст Минчу знак. Все семейство Минча должно было быть там же, его старый отец — на галерее пэров, остальные члены его семейства — две тети и три сестры, за исключением, конечно же, дяди, — на галерее леди. В то время эти галереи были зарешечены. Дядя, брат лорда Ингчинггуэйта, не смог присутствовать, поскольку галерею для публики по рекомендации полиции в те дни закрыли. И даже на галерее леди присутствовало несколько женщин-детективов. Полиция послала за Минчем специальный пуленепробиваемый кэб, где даже окна были защищены пластинами не менее дюйма толщиной. Все это может показаться абсурдом, но полиция проявила завидное рвение, приняв вызов банды, и в то утро банда еще разок подтвердила свою угрозу, подбросив несколько анонимных писем, все об одном и том же: «Речи мистера Минча сегодня не бывать».

Итак, меры предосторожности были более чем серьезны, как я уже сказал, более серьезны, чем, например, при транспортировке слитков золота из Банка Англии. Минча попросили прибыть в парламент к трем часам, и он подчинился. Он прибыл в армированном кэбе с многочисленным эскортом. Можно было, конечно, пригнать еще и солдат, но полиция и слышать об этом не желала. Они сказали, что вполне справятся своими силами, и они окружили кэб с Минчем и маршировали рядом с ним, все сто или около того ярдов до парламента и доставили его в целости и сохранности. Когда они прибыли, посыльный вручил записку инспектору, ответственному за охрану. Он развернул ее и увидел очередное анонимное предупреждение: «Речи мистера Минча сегодня — не бывать». Он улыбнулся, потому что в помещениях парламента невозможно было совершить убийство. Конечно, в этом самом здании однажды был убит премьер-министр,^{72} но после данного прецедента все лобби были набиты полицией. Конечно, как-то раз парламент чуть не был взорван при помощи пороха, заложенного в подвалах, но сейчас все подвалы набиты полицией. Минч вошел внутрь, а за ним, тяжело дыша, вошел инспектор. Все видели, как Минч направился в палату. Даже за членами парламента незаметно наблюдали, и полагаю, было установлено, уж не знаю, каким образом, что ни один из них не пронес в здание оружие. Конечно, мне известно не обо всех предпринятых мерах, ибо, по сути, они нарушали права законодательного органа, но они были приняты, так было нужно.

Прибытие семейства Минча ожидалось в полшестого вечера. В три часа открылись скучнейшие дебаты. Но напряжение нарастало, поскольку все присутствующие знали об угрозе. Может быть, некоторые из сочувствующих правительству втайне надеялись на то, что угроза бандитов будет реализована, ибо именно правительству предстояло решать проблемы, связанные с напряженной международной обстановкой в Европе, и именно им пришлось бы улаживать возможные неприятные последствия речи юного Минча. Но на кону было достоинство парламента и большинства его членов, даже тех, от имени которых Минч собирался наделать столько неприятностей, — и это было главным. Обстановка накалилась, когда стрелки часов доползли до четырех часов. И в этом сгустившемся напряжении казалось, что все читают мысли друг друга. Когда какой-либо из ораторов собирался пошутить, окружающие начинали смеяться нервно и поспешно и как будто прежде, чем шутка была досказана. Ответственный инспектор завершил обход всех лобби.

— Все нормально? — спросил его парламентский пристав.

— Так точно, сэр, — ответил инспектор. — Если практически весь полицейский состав не может предотвратить убийство одного джентльмена, особенно когда их об этом недвусмысленно предупредили и была возможность принять против этого все возможные меры, тогда все мы должны подать в отставку или быть уволены.

Парламентский пристав кивнул.

— Благодарю вас, инспектор, — сказал он. — Я знал, что все будет в порядке.

В пять минут четвертого некий полисмен вручил инспектору записку для мистера Минча, которую инспектор передал парламентскому приставу, а тот вошел в палату и вручил ее мистеру Минчу. Минч развернул ее и побледнел.

— Мой отец мертв, — сказал он члену парламента, сидевшему у него за спиной. — Его убили.

— Мои соболезнования, — сказал его собеседник. — Но что произошло?

Минч отдал ему записку. Его отца застрелили в собственном доме. Убийца скрылся.

— Но ваша речь, — сказал член парламента, — боюсь, что…

— Нет, — сказал Минч, — это не может меня остановить. Моя скорбь беспредельна, но одно дело — личная скорбь, а другое — долг перед обществом. Они не могут помешать мне сказать эту речь.

— Но послушайте, — сказал член парламента, — я хочу сказать, что теперь вы становитесь пэром.

— Что? — воскликнул Минч.

— Теперь вы стали пэром, — сказал его собеседник.

— О Боже! — вскричал Минч.

И потом пробормотал что-то про то, что это еще неизвестно. Не подтверждено, думаю, он сказал.

— Об этом напишут все вечерние газеты, — сказал член парламента.