Рассказы сновидца

И пока подавали виски с содовой, остальные пятеро или шестеро присутствующих в этой комнате, все, кроме меня, журналисты, сидели молча, будто в ожидании чего-то.

А затем молодой журналист сказал:

— Я, конечно, не пытаюсь выудить у вас эту историю. Тем более вы сказали, она была замята. Без сомненья, на то были свои резоны.

— Да, — сказал старик Госколд, — в то время все были очень озабочены поддержанием мира в Европе. Этому уделяли повышенное внимание, и делали все возможное в этом направлении. Как будто полагали, что смогут этот мир сохранить только при условии соблюдения всех предосторожностей, и все эти предосторожности старались тщательно соблюдать. О самом преступлении в прессе упоминали, но мельком, и вскоре о нем забыли. О причине преступления не говорилось вообще ничего. Ради мира в Европе старались быть максимально осторожными. А ведь именно это и стало поводом для преступления. Был такой молодой человек, о котором нынче едва ли кто-либо помнит, хотя он был в своем роде личностью выдающейся. Тогда он находился на пике популярности. Даже сейчас в подробности лучше не вдаваться. Но имя его я все же вам назову, это был достопочтенный Питер Минч.^{71} Был у него еще старик отец, о котором вы также ничего не слыхали. Совершенно ничем не примечательный старый пэр, лорд Инчингтуэйт. А Питер Минч в свое время был известен. Он был членом парламента и подающим надежды представителем оппозиции, таких людей нынче днем с огнем не сыщешь. Чаще мы слышим обо всяких бузотерах. Энергия молодости, которая делает их возмутителями общественного порядка, может оказаться крайне востребованной впоследствии, когда им понадобится завоевать себе солидную репутацию. Короче, Питер Минч ныне совершенно забыт, но когда-то о нем наряду с еще двумя-тремя говорили как о возможном следующем премьер-министре, и этих ожиданий он так и не оправдал. В ту пору, о которой я веду речь, я был совершенным новичком в журналистике, а он находился на пике славы. И должен был произнести речь в парламенте. В тот момент много всего накопилось, и ему предстояло выступить, и было известно, на какую тему. Так вот, как я уже говорил, в те дни все были крайне озабочены поддержанием мира в Европе, и то, что этот молодой человек собирался сказать как раз в тот момент, шло совершенно вразрез с этой линией.

— Он что, был смутьяном? — спросил кто-то.

— Ну, так бы я не сказал, — ответил старик Госколд. — Возможно, отчасти да. Но его речь в данной ситуации имела бы явно подстрекательский характер. В этом сомнения не было. То, что он хотел сказать, очень сильно задело бы интересы Австрии, а если бы Германия поддержала Австрию в ее вполне оправданном возмущении, это бы не понравилось России, и тут бы пошло-поехало. Вот как обстояло дело, и лучше бы этой речи и не бывать. Но его никто не мог остановить. Правительство, конечно, в это не вмешивалось. А что до оппозиции, так он был у них в фаворе, и они, понятное дело, больше заботились о том, как бы им уесть правительство, чем о том, как бы не раздразнить австрийцев. Никто из всей этой братии, конечно, не предпринял бы такого бестактного шага, в отличие от молодого Минча, но вот остановить его в этом порыве — это уже совсем другое дело. По-моему, им даже в голову не пришло попытаться. Ни одна партия, особенно та, что в оппозиции, никогда не препятствовала своим наиболее ярким представителям.

А потом случилась очень странная вещь, как бы предвещающая дальнейшие события. В головной офис партии Минча вошел человек, не назвавшись, и довольно-таки недвусмысленно заявил, что обладает надежной информацией, передавать которую его никто не уполномочил, но от этого она не менее надежна, хотя это и не прямая угроза, а скорее предупреждение, и заключается оно в том, что эта речь не состоится.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил глава партии, к которому обращался посетитель.

— Я хочу сказать, — ответил этот человек, — что имеется организация, с которой у меня нет ничего общего, вообще ничего общего, которая решительно настроена не допустить этой речи, которая в курсе того, что собирается сказать мистер Минч, и которая достаточно влиятельна, чтобы воплотить свои намерения в жизнь. Я вам ни в коем случае не угрожаю, просто хочу вас предупредить.

— Вы хотите сказать, — переспросил глава партии, — что они намерены применить силу?

— Они предпримут все необходимые меры, — сказал незнакомец.

— Так, значит, они не остановятся перед преступлением? — сказал глава партии.

— Если это необходимо, — сказал тот человек. — Но я пришел, чтобы вас предупредить, чтобы вы отговорили его от речи по-хорошему.

— Преступление! — воскликнул глава партии. — А вы отдаете себе отчет…

Но незнакомец поспешно произнес:

— Я не соучастник. Вы можете, если хотите, предъявить мне обвинение и потом попытаться доказать, что мое предупреждение есть угроза. Но тогда я больше вас предупреждать не стану, и это рано или поздно случится. Может быть, лучше попытаться его отговорить?

— Ну уж нет, — сказал глава партии. — Мы не станем потакать преступникам.