Расследования Арсена Люпена

– Это ты, Ольга? Говорит Рауль. А? Что? Ты вышла из примерочной? И ты полуголая? Ну что ж, повезло тем, кто видит тебя сейчас, прекрасная Ольга. Самые красивые плечи во всей Центральной Европе. Но прошу тебя, Ольга, не надо так раскатисто произносить «р»! Что я хотел рррасказать тебе? Я буду говорить, как ты… Я не смогу прррийти сегодня на чай. Но, дорррогая моя… Успокойся. Ни о каких женщинах нет и рррречи. Деловая встрррреча. Но послушай, это неррразумно… Моя маленькая птичка… Послушай, сегодня вечеррром я приеду за тобой, и мы поужинаем… Ррразумеется, моя дорррогая Ольга.

Он положил трубку и быстро занял позицию у приоткрытой двери.

Глава 4 Господин со второго этажа

Сидя перед письменным столом в своем просторном кабинете, заставленном шкафами с книгами, которые он редко читал, хотя и любовался переплетами, маркиз д’Эрлемон приводил в порядок бумаги.

Он постарел больше чем на те пятнадцать лет, что прошли после той чудовищной драмы в замке Вольник. Волосы поседели, лицо изрезали морщины. Это был уже не тот красавец д’Эрлемон, которому не доводилось встречать на своем пути несговорчивых женщин. Он по-прежнему прекрасно выглядел и был подтянут, но изменилось выражение его лица – прежде озаренное желанием нравиться, теперь оно стало серьезным и даже слегка озабоченным. В кругах и салонах, которые он посещал, предполагали, что это связано с денежными затруднениями. Но, по правде сказать, толком никто ничего не знал – Жан д’Эрлемон не был склонен к откровениям.

Он услышал, что в дверь позвонили. Прислушался. Камердинер постучал и сообщил, что его желает видеть некая молодая особа.

– Мне жаль, – ответил маркиз, – но я очень занят.

Слуга вышел, потом вернулся:

– Эта особа настаивает, господин маркиз. Она говорит, что она дочь мадам Терезы из Лизье и привезла вам письмо от матери.

Маркиз мгновение колебался. Он пытался воскресить что-то в своей памяти и бормотал:

– Тереза… Тереза…

Потом быстро произнес:

– Пусть войдет.

Он встал и с распростертыми объятиями шагнул навстречу девушке, галантно приветствовав ее словами:

– Добро пожаловать, мадемуазель. Разумеется, я помню вашу матушку… Бог мой, как вы на нее похожи! Те же волосы… то же слегка застенчивое выражение лица – но главное, та же улыбка, которая так пленяла всех нас! Так это она послала вас ко мне?

– Месье, мама умерла пять лет назад. Она написала вам письмо, а я пообещала, что передам его вам… если мне понадобится помощь.

Она говорила неторопливо, ее веселое лицо омрачилось грустью. Она протянула конверт с адресом, написанным рукой ее матери; маркиз вскрыл его, взглянул на письмо, вздрогнул и, немного отойдя в сторону, прочитал:

Если Вы можете что-то сделать для моей дочери, сделайте это… в память о нашем прошлом, которое ей известно, хотя она считает, что Вы играли в нем только роль друга. Умоляю Вас, не разубеждайте ее. Антонина, как и ее мать, – очень гордая по натуре и попросит Вас лишь посодействовать ей найти средства к существованию. Благодарю Вас. Тереза.

Маркиз молчал. Он вспоминал восхитительное приключение, так мило начавшееся в том курортном городке в центре Франции, куда Тереза в качестве гувернантки сопровождала английское семейство. Для Жана д’Эрлемона это была одна из очередных его прихотей, которые заканчиваются, едва успев начаться, и со свойственной ему тогдашней беспечностью и редким эгоизмом вряд ли он даже пытался ближе узнать женщину, которая так самозабвенно и доверчиво отдалась ему. В памяти сохранилось лишь смутное воспоминание о проведенных вместе нескольких часах. Неужели для Терезы это приключение могло стать чем-то более серьезным и как-то повлиять на ее дальнейшую жизнь? Неужели после того, как он резко порвал с ней, даже не удосужившись привести хотя бы какие-нибудь объяснения, он оставил ей душевную боль и это дитя?

Он ничего о ней не знал. Она никогда ему не писала. И вот теперь при самых тревожных обстоятельствах всплыло это письмо из прошлого… Очень взволнованный, он подошел к девушке и спросил:

– Сколько вам лет, Антонина?

– Двадцать три года.

Он сумел сдержаться. Даты совпадали. Он повторил глухим голосом:

– Двадцать три года.

Чтобы не молчать и исполнить пожелание Терезы, не вызвав подозрений у ее дочери, он сказал:

– Антонина, я был другом вашей матери… и другом, и конфидентом…

– Прошу вас, месье, не будем об этом…

– Неужели у вашей матушки сохранились неприятные воспоминания о том времени?

– Мама ничего не говорила на этот счет.

– Хорошо. Разрешите только спросить. У нее была не слишком тяжелая жизнь?

Девушка ответила твердо:

– Она была очень счастлива, месье, и я тоже получала от жизни много радостей. Я пришла к вам сегодня, потому что не поладила с людьми, которые меня приютили.