Расследования Арсена Люпена

Самое большее, он делал несколько упражнений на растяжку, бесшумно подпрыгивал на месте или перемещался в темноте, стараясь ничего не задеть. Именно этим он и занимался в тот вечер, причем вполне успешно. Все шло хорошо. Он находился в отличной физической и моральной форме и был готов к любому развитию событий.

Он съел несколько бисквитов, выпил стакан воды и вышел на лестницу.

Четверть двенадцатого. Темно. Тихо. Он не рисковал столкнуться ни с жильцами – поскольку их не было, ни со слугами – поскольку те уже спали и Курвий на всякий случай следил за ними наверху. Как приятно работать в таких безопасных условиях! Даже не нужно высаживать дверь или ломать замок: у него был ключ. Даже не нужно искать дорогу: у него имелся план всех помещений.

И вот он вошел в квартиру, как к себе домой: двинулся по коридору, ведущему в кабинет, включил там электричество. По-настоящему работать можно только при ярком освещении.

Висящее между двумя окнами большое зеркало показало его отражение, направлявшееся ему навстречу. Он поприветствовал себя и скорчил несколько гримас – было в его характере нечто фиглярское, толкавшее разыгрывать представления скорее перед самим собой, чем перед зрителями.

Затем он сел у письменного стола и огляделся. Не стоит тратить время на то, чтобы суетиться, лихорадочно опустошая ящики и вытряхивая содержимое книжных шкафов. Нет, надо все обдумать и прежде всего на глаз определить точные пропорции, оценить возможности, все измерить. Допустим, у такого-то предмета мебели очень странные очертания. Или это кресло выглядит тут слишком чужеродным. Тайники останутся недоступными для Курвия, но для Люпена секретов не существует.

После десяти минут такого внимательного созерцания он подошел к письменному столу, опустился на колени, ощупал полированное дерево и потрогал медные скобы. Затем встал, проделал парочку пассов, достойных фокусника, открыл ящик, полностью его вытащил, нажал с одной стороны, подтолкнул с другой, произнес несколько слов и поцокал языком.

Механизм щелкнул и пришел в действие. Из недр стола выдвинулся второй ящик.

Он снова поцокал языком и произнес:

– Вот это да! Стоит мне приложить руку, как… Подумать только: этот седобородый болван ничего не смог обнаружить за сорок дней, а мне хватило всего сорока секунд. Какой же я молодец!

Но главное, его открытие должно было иметь смысл и принести результат. Прежде всего он надеялся найти письмо, которое вручила маркизу юная Антонина. Однако он сразу же понял, что его здесь нет.

Сперва Люпен наткнулся на большой желтый конверт с дюжиной тысячефранковых банкнот. Это святое. Нельзя красть карманные деньги соседа, владельца дома, представителя старой французской аристократии! Так что он брезгливо отложил конверт в сторону.

Что касается остального, то беглый осмотр выявил, что в ящичке спрятаны лишь портреты и письма, причем только от женщин. Разумеется, любовные реликвии. Трофеи завоевателя, который не может решиться сжечь следы прошлого, олицетворявшие счастье и любовь.

Письма? Пришлось бы перечитывать их все, выискивая что-то особо интересное. Нелегкий и, возможно, бесполезный труд… Он сомневался, что возьмется за него. Сам любовник и сердцеед, он все же отличался деликатностью, не позволявшей ему бесцеремонно вторгаться в чужие тайны и женские откровения.

Но как же отказать себе в желании взглянуть на фотографии? Похоже, их тут не меньше сотни… Приключения одного дня или целого года… Свидетельства нежности или страсти… Все запечатленные на них женщины были красивыми, изящными, влюбленными и милыми – многообещающие взгляды, небрежные позы, улыбки, в которых иногда сквозили грусть и страдание. На обороте стояли имена, даты, посвящения, намеки на тот или иной эпизод их связи. Великосветские дамы, актрисы, простушки-работницы… Все они выходили из тени – незнакомые между собой, но такие близкие друг другу благодаря общей памяти об этом человеке.

Рауль не стал рассматривать все снимки. Его внимание привлекла большая фотография в глубине ящика, которую он смог нащупать под защитным двойным слоем бумаги. Он сразу же достал ее…

Рауль был потрясен. Эта женщина была поистине самой красивой из всех, по-настоящему ослепительной. В ней присутствовало то, что иногда – правда, крайне редко – придает красоте особую рельефность и индивидуальную выразительность. Ее обнаженные плечи были великолепны. Взгляд и посадка головы свидетельствовали о том, что красавица знает, как держать себя в свете, а возможно, и как появляться на публике.

– Очевидно, актриса, – заключил Рауль, будучи не в силах оторвать глаз от портрета.

Наконец он перевернул его, надеясь, что на обороте могут стоять подпись или имя. И тут же вздрогнул. Прежде всего его поразила сделанная поперек длинная надпись: «Элизабет Орнен», а ниже – «Твоя навеки, пока смерть не разлучит нас».