Расследования Арсена Люпена

Рауль усадил в автомобиль танцовщицу, то ли до сих пор не пришедшую в сознание, то ли просто молчавшую, и включил мотор. Он, к счастью, сразу же ожил.

«Если мне повезет, – сказал он себе, – и не будет пробок, все получится».

Всегда нужно рассчитывать на удачу. Это был один из принципов Рауля… И она снова оказалась на его стороне. Пробок не было, а полицейские, которые, когда он тронулся с места, находились всего в двадцати шагах от него, тут же остались далеко позади.

На большой скорости, хотя и соблюдая осторожность, потому что, согласно другому принципу, слепо полагаться на удачу нельзя, он добрался до площади Согласия, пересек Сену и поехал по набережной. Оказавшись в относительной безопасности, он сбавил скорость.

«Уф! – сказал он себе. – Вот и все».

И впервые с тех пор, как вступил в схватку, спросил себя:

«А вдруг это не Антонина?»

Если прежде Рауль внезапно и не колеблясь ринулся спасать девушку, то теперь он столь же внезапно разуверился в своей правоте. Нет-нет, это не могла быть она. Слишком много доказательств опровергали тот факт, который он признал почти без раздумий, и сейчас никакие аргументы не выдерживали проверки. Большой Поль был сумасшедшим, абсолютным психом, и его эмоции не заслуживали доверия.

Рауль расхохотался. Как же он бывает наивен в тех случаях, когда его волнует тайна женщины! Просто мальчишка… но мальчишка, жаждущий приключений. Антонина или другая – да какая в конце концов разница?! Рядом с ним была женщина, которую он спас, самая пылкая и гармоничная из женщин. Неужели она могла ему отказать?

Он снова набрал скорость. Его охватило лихорадочное желание узнать, кто эта незнакомка. Почему она закрывает лицо вуалью? Неужели ее божественное тело таит в себе какое-то уродство или ужасную болезнь? И с другой стороны, если она хороша собой, то что за странная причина… – страх, сумасбродство, прихоть, любовь?.. – мешает ей выставить свою красоту на всеобщее обозрение?

Он снова пересек Сену и поехал по другому берегу реки. Отей. Провинциальные улочки. Затем широкий проспект. Он остановился.

Его пленница не шевелилась.

Он наклонился и сказал ей:

– Вы можете встать и пойти со мной? Вы меня слышите?

Но ответа не последовало.

Открыв садовую калитку и позвонив в колокольчик, он взял девушку на руки и прижал к груди. Его опьяняло ощущение ее близости, он чувствовал совсем рядом с собой ее губы, вдыхал ее дыхание.

– Кто вы? Кто вы? – бормотал он, сгорая от возбуждения и любопытства. – Антонина? Незнакомка?

Появился его камердинер.

– Отгони машину в гараж и оставь меня.

Он вошел в дом, быстро, как если бы нес невесомую ношу, поднялся в свою спальню, положил пленницу на диван, сел перед ней, сбросил золотую сетку-вуаль…

И тут же испустил радостный крик:

– Антонина!

Прошло две-три минуты. Рауль поднес ей нюхательную соль, смочил прохладной водой виски и лоб. Она приоткрыла глаза и долго смотрела на него. Постепенно к ней возвращалась память.

– Антонина! Антонина! – повторял он в возбуждении.

Она улыбнулась ему; в глазах у нее стояли слезы, а улыбка была полна горечи и глубокой нежности!

Он искал ее губы. Оттолкнет ли она его, как тогда, в гостиной замка Вольник, или ответит?

Она не стала сопротивляться.

Глава 12 Две улыбки

Они вдвоем заканчивали завтрак, который камердинер сервировал на столике в спальне. Окно выходило в сад, откуда доносился аромат цветущей бирючины. Между двумя каштанами – слева и справа – виднелась улица, над ней сияло голубое небо. Рауль говорил без умолку.

Вся его радость победы над Горжре, победы над Большим Полем, победы над очаровательной Кларой вылилась в слегка комический переизбыток чувств, в забавную сентиментальность, в бахвальство и неотразимую словоохотливость, одновременно нелепую и очаровательную, бесхитростную и циничную.

– Говори еще… говори… – умоляла она, не сводя с него взгляда, в котором грусть мешалась с весельем молодости.

А когда он замолкал, она настаивала:

– Говори… Расскажи мне… Расскажи мне еще раз все, что я уже знаю… Повтори свой рассказ о приключении в руинах замка с участием Горжре, об аукционе… и о вашем разговоре с маркизом.

– Но ты же и сама была там, Антонина!

– Не важно! Все, что ты делал, все, что говорил, восхищает меня. И потом, есть вещи, которые я не совсем понимаю… Так это правда, что ты поднимался ночью в мою спальню?

– Да.

– И не осмелился подойти ко мне?

– Да, черт возьми! Я боялся тебя. Ты ужасно вела себя в замке Вольник.

– А до этого ты побывал в спальне маркиза?

– У твоего крестного? Да, побывал. Я хотел найти письмо твоей матери, которое ты ему отдала. Из него я узнал, что ты его дочь.

– Я поняла это, – задумчиво произнесла она, – когда нашла в его кабинете в Париже фотографию моей матери, помнишь? Но это не важно. Теперь твоя очередь говорить. Повтори… Объясни…

Он начинал все сначала. Объяснял. Изображал в лицах. Был поочередно то смешным нотариусом Одига, то обеспокоенным, озадаченным маркизом д’Эрлемоном. А потом становился изящной и пластичной Антониной.

Она протестовала:

– Нет, это не я… Я не такая.