Расследования Арсена Люпена

Горжре скатился по лестнице, схватил молодую женщину, бегом поднялся в бельэтаж, силком волоча ее за собой, и грубо подтолкнул к дивану, на котором умирал Большой Поль.

– Любуйся, потаскуха, вот твоя грязная работа… – сказал он.

Молодая женщина в ужасе отпрянула. Он заставил ее опуститься на колени и приказал:

– Обыщите ее! Нож должен быть при ней… Ну вот, дорогуша, на сей раз ты попалась вместе со своим подельником, красавчиком Раулем! Вы, наверное, считаете, что можете безнаказанно убивать, а полиция существует только для блезиру?

Ножа не нашли, что еще больше вывело инспектора из себя. Несчастная Клара в ужасе пыталась вырваться. В конце концов у нее не выдержали нервы, и она потеряла сознание. Однако Горжре, который под влиянием обиды или гнева всегда действовал импульсивно, держался твердо. Он поднял ее с пола и сказал:

– Останься здесь, Фламан. «Скорая помощь», должно быть, уже подъехала… Я пришлю врача через десять минут… А, вот и вы, комиссар, – обратился он к вновь пришедшему. – Я инспектор Горжре… Мой человек введет вас в курс дела. Нам нужно задержать месье Рауля, соучастника и подстрекателя преступления. А я забираю убийцу.

Карета «скорой помощи» действительно уже была на месте. Трое других инспекторов как раз выходили из такси; он отправил их к Фламану, а сам, положив Клару на сиденье, поехал в отдел уголовного розыска. Девушка все еще была без сознания; ее поместили в комнатушку, где стояли два стула и брезентовая складная кровать.

В конце дня Горжре потерял добрых два часа, ожидая момента, когда можно будет подвергнуть Клару суровому допросу, который он с радостью предвкушал. Он наскоро поужинал и хотел было приступить к делу, но медсестра, которую приставили к Кларе, не допустила его к девушке, поскольку та была не в состоянии говорить.

Инспектор вернулся на набережную Вольтера, но не узнал там ничего нового. Жан д’Эрлемон, нынешний адрес которого был неизвестен, должен был приехать на следующее утро.

Наконец, ровно в девять часов вечера он смог подойти к кровати, где лежала Клара. Его надежды не оправдались. Она отказывалась отвечать. Сколько бы он ее ни расспрашивал, сколько бы ни настаивал, сколько бы ни описывал происшедшую драму (так, как он ее себе представлял), сколько бы ни запугивал предстоящим судом над Раулем, сколько бы ни утверждал, что его вот-вот схватят, – ничто не могло заставить Клару нарушить молчание. Она даже не плакала. Лицо ее оставалось совершенно невозмутимым.

Назавтра тоже ничего не изменилось: Клара упорно молчала. Прокуратура назначила следственного судью, который на один день отложил свой первый допрос. Узнав об этой отсрочке, она сказала Горжре – и это были первые произнесенные ею слова, – что она невиновна, незнакома с Большим Полем, не понимает, что тут происходит, и намерена выйти на свободу, а не представать перед судьей.

Означает ли это, что она рассчитывает на помощь всесильного Рауля? Горжре был очень обеспокоен и усилил наблюдение. Двое агентов останутся на посту, пока он пойдет домой ужинать. В десять часов он вернется и предпримет последнюю попытку надавить на измученную Клару – в надежде, что у нее не хватит сил сопротивляться.

Старший инспектор Горжре занимал три очень мило обставленные комнаты в старинном здании в предместье Сент-Антуан, и в их убранстве чувствовалась рука женщины со вкусом. Горжре был женат уже десять лет.

Брак по любви мог бы давно дать трещину из-за невыносимого темперамента полицейского, если бы мадам Горжре, привлекательная и изящная рыжеволосая женщина, не обладала абсолютной властью над мужем. Прекрасная хозяйка, но при этом легкомысленная любительница удовольствий, напропалую флиртующая с мужчинами и, по слухам, не слишком заботящаяся о чести месье Горжре, она часто посещала дансинги в своем квартале, не позволяя мужу сделать ни единого замечания на сей счет. Он мог кричать на нее, сколько ему заблагорассудится: она умела постоять за себя.

В тот вечер, когда он поспешил домой на ужин, жена еще не вернулась. Такое случалось редко и всегда приводило к ссорам: Горжре не терпел непунктуальности.

Придя в ярость, заранее обдумывая, какую сцену он устроит и какие упреки обрушит на супругу, инспектор распахнул дверь и в ожидании негодницы встал на пороге.

В десять часов она все еще не вернулась. Инспектор, кипя от злости, расспросил служанку и узнал, что мадам надела свое «танцевальное платье».

– Значит, она в дансинге?

– Да. На улице Сент-Антуан.

Задыхаясь от ревности, он ждал. То, что мадам Горжре до сих пор не воротилась, было уму непостижимо – ведь дневные танцы уже кончились, а вечерние начинаются очень поздно!

В половине одиннадцатого, возбужденный предстоящим допросом, он принял внезапное решение отправиться в дансинг на улице Сент-Антуан. Когда он пришел туда, танцы еще не начались. За столиками, потягивая напитки, сидели посетители. Когда инспектор расспросил распорядителя, тот сообщил, что видел хорошенькую мадам Горжре в обществе нескольких мужчин, и даже предложил показать ему столик, где она перед уходом пила свой последний коктейль.