Он передал конверт хозяину дансинга. Затем вернулся к машине, стоявшей в ста метрах поодаль, и стал наблюдать за входом в танцевальный зал.
Рауль не ошибся. В назначенный срок появился Горжре, расставил своих людей и приказал следить за дансингом, а сам вошел в зал в сопровождении Фламана.
– Ничья, – признал Рауль и отправился в путь. – Самое главное, чего мне удалось добиться, так это того, что он не будет мучить Клару разговорами в столь поздний час.
Он заехал на остров Сен-Луи, где узнал, что Зозотта сперва долго бушевала и стонала, но потом замолчала и, вероятно, уснула.
Из префектуры не поступало никаких известий о попытках связаться с Кларой.
– Давай на всякий случай оставим Зозотту здесь до завтрашнего полудня, хотя бы ради того, чтобы досадить Горжре, – сказал Рауль своему другу. – Я приеду за ней, опущу шторки в машине, усажу ее туда, и она не увидит, где мы ее держали. Вечером непременно позвони мне в Отей. Я возвращаюсь туда, мне нужно подумать.
Курвий и слуги жили в гараже, так что в доме никого не было. Рауль устроился в кресле в своей комнате и проспал час; ему этого хватило, чтобы отдохнуть и восстановить ясность ума.
Однако пробудился он от страшного кошмара: он снова увидел Клару, идущую вдоль Сены, склонявшуюся над влекущей ее водой…
Рауль топнул ногой, вскочил и прошелся из одного конца комнаты в другой.
– Хватит! Хватит! Перестань дрожать от страха, ты должен ясно видеть реальность. Итак, посмотрим, что происходит. С Горжре, очевидно, ничья. Я слишком поторопился и недостаточно подготовился. Ошибки неизбежны, когда слишком сильно любишь и отдаешься страсти. Забудем об этом. Спокойствие. Нужно разработать план действий…
Но какими бы логичными и утешительными ни были эти слова, он продолжал волноваться. Черт побери! Он прекрасно понимал, что рано или поздно добьется освобождения Клары и его возлюбленная вернется к нему, не заплатив излишне дорогую цену за свой неосмотрительный поступок. Но какое значение имеет будущее, когда нужно предотвратить угрозу настоящего.
И эта угроза таилась в каждой минуте долгой ночи, которая должна была закончиться только в тот момент, когда дело окажется в руках судьи. Для Клары этот момент будет спасительным: она узнает, что Большой Поль выжил. Но хватит ли у нее сил дождаться?
Его терзал неумолимый, неотступный страх. Все его усилия были направлены только на то, чтобы предупредить любимую – либо через служащего полиции, либо через Горжре. Но ему это не удалось, а ведь он понимал, что в такой ситуации у людей возникают маниакальные идеи, они теряют рассудок, начинают биться головой о стену. Клара стерпела бы все: тюрьму, поединок с правосудием, приговор… но не мысль о том, что от ее руки погиб человек.
Он помнил, как она задрожала от ужаса, когда увидела, как Вальтекс покачнулся и упал. «Я убила его! Ты больше не будешь меня любить!»
И он сказал себе, что бегство несчастной женщины было бегством к смерти, продиктованным безумным желанием уничтожить себя. Она полагала, что ее задержание и заключение в тюрьму были расплатой за преступление, которое она совершила, за то, что она принадлежит к породе прóклятых существ, способных на убийство.
Эта мысль мучила Рауля. Ночь никак не заканчивалась, а он с каждой минутой все больше и больше верил в то, что она либо совершит, либо уже совершила задуманное. Он воображал себе самые неожиданные и жестокие способы самоубийства и каждый раз, мысленно представив трагедию, слыша мнимые стоны и крики, снова и снова подвергал себя новым мукам – фантазировал, видел и слышал.
Позже, когда ему открылась единственная и объективная реальность, когда он проник в суть тайны, Рауль, вероятно, пришел в полное замешательство оттого, что не догадался обо всем раньше. Лишь тогда он понял, что грядущее – самые заурядные и привычные жизненные обстоятельства – находилось прямо у него перед глазами. С его опытом и знанием вечных истин было бы логично с первого же дня разглядеть все это самому, не дожидаясь, пока ситуация сложится таким образом, что он попросту не сумеет не замечать очевидного.
Но когда этот момент наступил, Раулю как раз казалось, будто он очутился в полной тьме. Страдания заслонили ему все перспективы и не давали вырваться из реальности, где не было ни малейшего проблеска надежды. Он, привыкший действовать и умевший находить точку опоры, даже оказавшись на дне пропасти, мог теперь только ждать, ждать долго, почти безнадежно.
Два часа… Половина третьего…
Через открытое окно Рауль наблюдал, как над деревьями забрезжили первые лучи рассвета. Он по-детски убеждал себя, что, если Клара еще жива, у нее не хватит смелости покончить с собой средь бела дня. Счеты с жизнью сводят в сумраке и молчании.
Колокол соседней церкви пробил три раза.
Он посмотрел на часы, проследил ход времени на циферблате. Пять минут четвертого… Десять минут…
И вдруг он вздрогнул.
Кто-то позвонил в ворота. Друг? Сообщить новости?