В ресторан-духан приехали до часа «пик», когда еще не успели съехаться все любители хачапури. Хозяева узнали Никоса Ставридиса. Один из братьев, самый старший и самый веселый на вид, сказал, что они очень рады гостям, но только жаль, что сегодня нет оркестра бузукистов, в репертуаре которого много песен уважаемого певца и композитора.
— Нет худа без добра, посидим в тишине, — сказал Никос. — Есть о чем поговорить с нашим советским гостем.
Но, обрадованные возможностью вспомнить русский язык, сами «хачапуристы» — братья и сестры, забросали Котикова вопросами о Советском Союзе, особенно, конечно, о Грузии. Одни «хачапуристы» задавали вопросы, другие накрывали длинный стол для гостей. Ресторан быстро заполнялся новыми гостями. В центре внимания был знаменитый певец Ставридис.
— Ай, как жаль, что нет оркестра! — сокрушался старший из братьев. — Даже бузуки нет. Один чонгури. Грузинский чонгури. Но это для «Сулико».
Услышал ли кто эти сетования или случайно так вышло, но за соседним столом вдруг поднялся пожилой мужчина и попросил минуту внимания:
— Мои друзья за этим столом просят понять и извинить наше горячее желание в присутствии человека, которым гордится вся. Греция, чтобы один наш товарищ после долгих лет, проведенных на чужбине, спел под небом родины самые известные и любимые песни.
После первого аккорда бузуки зазвучал сильный, красивый голос:
Певца не было видно, но люди приветствовали его аплодисментами. Несколько человек помогли певцу встать, дали ему в руки бузуки. И по тому, как стоял этот высокий седой мужчина, по чуть скованным движениям, по остановившемуся взгляду люди догадались, что старый грек не видит.
Певец, дотронувшись до струн бузуки, продолжил:
Никос поднялся, быстро подошел к певцу и долго смотрел в его незрячие глаза, стараясь вспомнить этого человека, который, должно быть, тоже был на Макронисосе, если поет эту песню. Певец, будто почувствовав взгляд, кивнул и сильно ударил по струнам:
Никос обнял певца за плечи, вместе с ним продолжил:
Пожилой грек крикнул:
— Макронисосцы, бывшие узники лагерей смерти, споем все вместе!
В зале поднялось человек двадцать — кто сам, кто с помощью друзей подошли к поющим… Воспоминания растревожили души, старые раны напомнили о себе, когда уцелевшие смертники нестройным хором пели:
Котиков раскрыл блокнот, но записать ничего не мог. Рядом плакали Хтония и Лулу, было видно, как с трудом сдерживаются Костас и Мирто. Плакали за соседними столами, кое-кто тихо подпевал… Комок подкатил к горлу Котикова. Вот так «Русское село»! О, маленькая Греция с великой историей и великими людьми! Сколько еще у тебя тайн!
Задумавшись, Котиков не услышал, когда кончилась песня. Люди обнимались, горячо говорили… Хтония тихо сказала ему:
— Видите, во что превратились эти хачапури?
— Еще все впереди! — воскликнула Лулу и встала, сорвала с себя красный шарф, стала размахивать…
И когда шум утих, Лулу запела по-русски:
Уже не хор макронисосцев, а весь зал, словно освободившись от тяжести печальных воспоминаний, радостно и громко продолжил:
К Котикову подошел возбужденный, с раскрасневшимся лицом один из братьев — тот, который сетовал на отсутствие оркестра. В руках у него был какой-то незнакомый, похожий на бузуки музыкальный инструмент. Он обнял советского гостя и сказал ему с незабытым кавказским акцентом: