Рассвет после ночи

— Дорогой мой, какой оркестр? Зачем оркестр, да? Вай, не надо никакого оркестра! Один бузуки, один чонгури и наши песни, да! И чтобы всегда, дорогой мой, речка двигалась, которая обязательно из лунного серебра! Верно я говорю? Надо, чтобы все было так, как мы мечтаем! Дай я тебя поцелую, дорогой земляк!

Крепко облобызав гостя, веселый грек прижал к груди грузинский чонгури и начал тихо петь на русском языке:

Я могилку милой искал,
Но найти ее нелегко.

В зале дружно подхватили:

Долго я томился и страдал,
Где же ты, моя Сулико?

МЕСТЬ У ПОРОГА ДОМА

По старый привычке Котиков остановился в небольшом отеле «Пан» на узкой и длинной улице, которая начиналась с главной афинской площади Синтагма. Это очень устраивало журналиста: неподалеку находились многочисленные учреждения и организации, в которых приходилось часто бывать, встречаться с людьми для подготовки серии репортажей о Греции накануне выборов в парламент. Рабочий день в Афинах начинается рано, поэтому Котиков завтракал и спешил по своим делам. Но в то утро он задержался в отеле дольше обычного. Надо было по горячим следам написать очерк о событиях в «Русском селе». В блокноте было много исписанных страниц. Слепой певец действительно оказался узником Макронисоса: там он начал терять зрение. Судьба изгнанника забросила его за рубеж, последние годы жил во Франции, часто бывал в маленькой комнате своего друга по партизанской дружине Василиса Коцариса. Звали его Маркосом Ангелакисом. Мало кто знал рядового бойца Сопротивления, одного из многих узников острова смерти, да и полная потеря зрения мешала ему быть среди активных участников антидиктаторских движений. Но этот старый и больной грек обладал удивительным голосом. Никос сказал певцу, что он обязательно должен участвовать в хоре участников Сопротивления. Маркос взял бузуки и начал петь. Котиков с трудом успевал записывать слова:

Твоим беспокойным песням тесно в кольце горизонта…
Твои беспокойные песни не ищут пристанища.
Они восходят все выше — к небу Греции, к небу Земли.
Вот они летят — дикие голуби песен —
над отвесным пиком наших душ…
Твои песни — стремительные фелюги.
Клеветники и убийцы
полные порохом сердца — гневом народа…
подстерегают твой голос за каждым углом.
Но ты все растешь и растешь, ты становишься выше и выше…
Куда им, наемникам ночи, дотянуться до синего неба!

Певец умолк. Потом сказал в напряженной тишине зала:

— Эту песню я хочу подарить очень уважаемому мной человеку — Никосу Ставридису. — Его песни вселяли в души изгнанников веру в победу. На крыльях твоих песен, Никос, мы вернулись на родную землю. Думал старый Маркос, что вот теперь можно и умереть. Но я буду петь, служить своему народу до тех пор, пока в груди бьется сердце.

Работая над очерком о могучем и неукротимом духе участников движения Сопротивления, Котиков еще раз пережил этот эпизод в «Русском селе». Уже был готов первый вариант очерка, когда позвонил Никос и сказал, что, если товарищ Котиков хочет побывать на собрании греческих коммунистов, пусть приходит вечером в театр, где они встретятся и продолжат разговор. Это предложение очень обрадовало журналиста. На таком собрании ему еще не приходилось бывать, потому что компартия долгие годы находилась на нелегальном положении, многие коммунисты были арестованы или изгнаны из Греции. И вот собрание в самом центре Афин после многих лет подпольной работы, встречи со старыми боевыми друзьями и молодыми активистами партии. Котиков с трудом пробрался сквозь большую толпу к театру. У входа показал удостоверение журналиста, аккредитованного для освещения выборов в парламент. Один из греков с красной повязкой на рукаве спросил:

— Вы из Москвы? О вас предупредил товарищ Ставридис.

Котикова провели в зал, усадили в передних рядах — рядом с Хтонией и Лулу.

— Каждый день — события, — сказал он. — Не успеваю передавать материалы в редакцию.

— А для греков это как струя свежего воздуха, — улыбнулась Хтония. — Еще раз большое спасибо за вчерашний день.

— Нет, это, вам спасибо, — сказал Котиков. — До сих пор не могу прийти в себя от впечатлений. А где Никос?

— Опять в министерстве внутренних дел. По делам одного арестованного товарища. Обещал успеть на собрание. Может быть, он будет там? — Хтония показала глазами на сцену.