Рассвет после ночи

Никосу вспомнились строки из поэмы «Дон-Жуан»:

Блестит над Аттикой весна,
но тьмою жизнь омрачена.

Казалось, что не тогда — больше ста пятидесяти лет назад — создавал Байрон свою поэму, а в наши дни.

Но поэт верил, как верит и певец Ставридис, что тьма исчезнет и солнечная весна будет вечной:

И снится мне прекрасный сон —
Свобода Греции родной.

В ссылке Никос изредка получал письма с грубыми следами «корректив» цензоров. В одном из писем было вскользь упомянуто об англичанине, который был в Париже и говорил, что знает греческого певца еще со времен Сопротивления. Это мог быть только Шерлок Джекобс. Байронист. И вот после долгих лет разлуки английский друг вновь приезжает в Грецию. Жаль, что его приезд совпал с таким печальным событием и Никос не может его встретить. В ту ночь ему совсем не спалось. Предстоящий приезд Джекобса многое напомнил Никосу: годы Сопротивления, совместно пережитое друзьями, давнюю мечту о том, чтобы кто-нибудь из греческих композиторов написал музыку к стансам Байрона. Получилось так, что Ставридис первый сам и написал, а первым взыскательным слушателем будет гость из Англии. И еще Никос мысленно представлял, как расскажет о том, что произошло на развалинах античной крепости, о встрече с братом Джекобса…

Мистер Джекобс всегда отличался неожиданными поступками и смелыми решениями, которые нравились его друзьям и не нравились начальникам, в том числе тем, кто возглавлял в начале сороковых годов английскую военную миссию при ЭЛАС в Греции. «Самое страшное и унизительное для человека — быть в плену стандарта», — любил повторять англичанин. Стандартом он считал закосневшую, втиснутую в жесткие рамки правил жизнь, без полета фантазии и риска, без неминуемых ошибок…

После похорон и поминок в кофейне Самандоса мистер Джекобс сказал Никосу, что ему хочется сначала побывать на мысе Сунион, а уже после этого ехать в Афины. Никос понял желание гостя побывать у развалин храма Посейдона, хотя сам он избегал этого места: остров, смерти темнел на горизонте, вызывая тяжелые воспоминания.

Поехали на. Сунион с Самандосом-младшим.

Около древней обители бога морей было несчетное количество людей.

— Никогда не видел здесь такого, — удивился англичанин.

—. После семилетия хунты опять хлынули к нам туристы, — объяснил Никос.

— Да, я знаю, что многие отказывались от туристических поездок в страну, где рядом с историческими достопримечательностями были такие, — сказал мистер Джекобс, показывая в сторону Макронисоса. — Говорят, что даже знаменитые вечерние закаты над Сунионом были другими.

Никос молчал. Макронисос — не тема для разговора в пути. Гость догадался, что эта тема неприятна Никосу. Он прикоснулся к руке своего старого друга.

— Вечными остались эти развалины и байроновская колонна, — сказал Никос. — Кстати, мистер Джекобс, байронистам известно, когда поэт оставил свою подпись на колонне?

По выражению лица гостя нетрудно было догадаться, что такой поворот разговора его очень обрадовал.

— Вскоре после того, как на фрегате «Геркулес» он прибыл из Италии в Грецию, — тоном лектора ответил мистер Джекобс.

Самандос-младший обернулся, в его глазах можно было прочесть вопрос.

— Над! молодой друг что-то хочет спросить? — поинтересовался англичанин.

— Говорят, что нам известно все о жизни лорда Байрона?

— Вы имеете в виду, мой друг, жизнь в Греции? Она была на виду у всех. У друзей и у врагов поэта. Вог, к примеру, когда он стоял — у этого храма, родились такие строки:

Я с высоту сунийских скал
Смотрю один в морскую даль:
Я только морю завещал
Мою великую печаль!

Самандос остановил машину. К самому храму они подошли пешком. Проходя мимо туристов, столпившихся вокруг седой женщины-гида, все трое невольно остановились. Седая женщина громко, с выражением читала те же стихи Байрона, которые произнес в машине англичанин.

— Поразительно! — воскликнул мистер Джекобс.

— Она тоже влюблена в Байрона, — сказал Самандос.

— Кто она? — спросил англичанин.

— Наша хорошая знакомая. Очень давно работает гидом.

— Как ее звать?

— Сарандис. А звать…

— Рула? — неожиданно произнес англичанин, внимательно разглядывая пожилую гречанку, которая продолжала что-то объяснять в середине живого круга туристов.

— Да, Рула Сарандис, — удивился Самандос. — Вы ее знаете?

Никос положил руку на плечо англичанина и сказал, впервые назвав его по имени:

— Да, это она, дорогой Шерлок. Та самая Рула. Мне рассказывала Лулу о том, как вы встретились здесь. Это было…

— Семнадцать лет назад, — неотрывно смотря на гречанку, произнес мистер Джекобс.

Гид, видимо, почувствовала этот взгляд и оглянулась на стоящих в стороне мужчин.

— Интересно, узнает ли она вас, мистер Джекобс, — сказал Самандос.

Рула Сарандис будто услышала этот вопрос и громко объявила туристам:

— Господа, вам, видимо, интересно будет знать, что здесь находится ваш соотечественник, известный байронист…