Рассвет после ночи

Хтония осталась ждать. Вдруг ее взгляд остановился на дневнике. Почти каждый день Хтония видела, как Никос что-то писал. Однажды Никос сказал, что дневник он ведет не только для себя, что о годах Сопротивления должны знать все. И еще Никос сказал в тот день, который Хтония никогда не забудет: в дневнике много слов о ней. Да, в тот день они условились, что поженятся после освобождения Греции, что сыграют свадьбу в Пирее.

Никос долго не возвращался, и Хтония решила идти в штаб. Около небольшого здания, украшенного красными знаменами, кумачовыми лозунгами, национальными флагами, портретами руководителей и героев Сопротивления, толпились бойцы ЭЛАС и крестьяне. Над толпой стоял гул голосов. Хтония услышала, как бородатый, увешанный гранатами и пулеметными лентами партизан горячо говорил:

— Знаем мы этих англичан. Не о нас они заботятся, нашу страну хотят прикарманить, хомут на нас надеть. Пусть попробуют! Для тех, кто захочет погасить наше солнце, у нас есть порох!

Значит, верно, что англичане хотят присвоить их победу? Хтония поискала глазами Никоса, но в большой толпе разыскать его было невозможно. Вдруг она увидела, как группа людей направилась к деревянной трибуне. Человека, который поднял руку, призывая собравшихся к тишине, Хтония сразу узнала: товарищ Седой.

Бурлившая толпа замолкла, приготовилась слушать, что скажет этот еще не старый, но рано поседевший в тюрьмах и ссылках человек, убежденный коммунист. Несколько дней назад на этой же площади товарищ Седой, весь сияя от радости и счастья, поздравлял их с победой: гитлеровцы были изгнаны из Греции! А сегодня товарищ Седой был озабочен и сдержан. Он начал говорить глухо, преодолевая внутреннее волнение, но в напряженной тишине его слова были слышны всем. Седой сказал: под нажимом командования английского экспедиционного корпуса, который высадился в Греции, нынешнее правительство требует разоружения тех, кто организовал Сопротивление и ценой огромных потерь изгнал врага.

— Первый ответ на это, — повысил голос Седой, — наше решительное «охи!». Нет, этому не бывать!

Заканчивая свою речь, Седой сказал, что скоро состоятся переговоры руководства ЭАМ и командования ЭЛАС с теми, кто требует разоружения Народно-освободительной армии.

— От нас в Афины поедут три делегата, — сообщил Седой. — Товарищ Никос Ставридис. Все его знают?

Толпа дружно ответила: «Зна-а-ем!»

Были названы имена еще двух делегатов.

У Хтонии перехватило дыхание. Она не сводила глаз с трибуны, на которой стоял Никос.

Хтония так и не дождалась Никоса после митинга — он еще долго совещался в штабе. Увиделись только на следующее утро, перед отъездом Никоса в Афины.

— Военное положение сохраняется, — объяснил Никос. — Все остаются на своих местах. Наша делегация вернется дней через пять. Держи связь со штабом. Там будет известно все. Если сниметесь отсюда, Хтония, из моих вещей захвати с собой, пожалуйста, ноты песен и дневник.

Хтония уже привыкла к превратностям судьбы. Но сейчас, когда, казалось, все страшное позади, когда они с Никосом готовились к поездке в Пирей, к долгожданной встрече с родными, с друзьями, с Лулу, такая неожиданность привела ее в отчаяние. С трудом сдерживая слезы, Хтония молча шла рядом с Никосом к зданию штаба. Никос говорил, что все должно уладиться, что нельзя не считаться с такой силой, как Народно-освободительная армия, что происки командования английского экспедиционного корпуса, королевского двора и греческой верхушки обречены на провал.

ПАМЯТЬ СЕРДЦА

Никос часто приходил в редакцию коммунистической газеты. За стенами «Ризоспастиса» бурлила и кипела политическими страстями жизнь, на каждом шагу видны были перемены — и смелые, и пока робкие… В Афинах, как в гигантской капле, можно было видеть все происходящие события. И все же в редакции был свой особый микроклимат, по которому можно было безошибочно определить политическую атмосферу Греции. Стоило Никосу с полчаса посидеть в кабинете главного редактора или в отделе культуры «Ризоспастиса», как он будто чувствовал пульс обновляемой жизни, узнавал множество новостей.

Кабинета главного редактора как такового еще не было в небольшом, недавно арендованном помещении редакции газеты, вышедшей из долгого подполья. В комнате сидели редактор, его заместители и обозреватели газеты. Всех их Никос знал давно, почти со всеми в разное время находился на островах смерти и в тюрьмах. Здесь же располагался пожилой грек, юрист по образованию, который защищал своих товарищей-газетчиков на многочисленных процессах, а за пламенную речь на суде в защиту жертв хунты и сам угодил за решетку. Вся его семья погибла, поэтому после освобождения старик сразу пришел в редакцию, где он не только работал, но и жил. Рядом стоял стол политического обозревателя газеты, в защиту которого юрист-коммунист особенно горячо выступал на суде». После падения хунты из найденных документов стало известно, что тогда будущему политическому обозревателю грозила смертная казнь, но после речи защитника суд приговорил его к долгому сроку заключения.