Раздвоение личности

Отключая факс, он нажал нечаянно какую-то кнопку, и аппарат выплюнул кусочек бумаги, который тут же ускользнул куда-то под тумбочку. Иван просунул ладонь под тумбочку и выгреб не один, а два листка, один чистый, на другом — изображение. Эскиз, нарисованный от руки, и размеры проставлены, а сбоку от чертежа написано, и не по-русски к тому же.

Иван смял оба листка, но тут же развернул и рассмотрел рисунок. Что это такое, он понял еще до того, как смял. Чертеж шкатулки, или коробки с крышкой. Через его руки таких прошло много. На изображении крышки было еще с десяток кружочков, зачем — неясно. Дырки, что ли? Он посмотрел на “шапку” факса, туда, где в самом верху меленько писалось, откуда факс пришел. Не из России, действительно, а точнее — надо справочник смотреть.

Аппарат Иван запаковал в полиэтилен, потом — в сумку, и оставил в прихожей, а листок с чертежом отнес в свой чулан-мастерскую, пришлепнул магнитом к металлической панели, изготовленной им когда-то из дверки старого холодильника — на ней вечно болталось множество разных бумажек. Почему просто не выбросил? Почему-то не выбросил…

“Я на тебе, как на войне” — вылезло из памяти. ” А на войне, как на тебе!” Так, что ли?

Чушь собачья. Точно.

Точнее — не то. Не “на тебе”, а просто на войне. На партизанской. И нет ей конца, войне этой, длится и длится, и жизни ему из-за этого тоже как будто никакой нет!

Тогда, лет четырнадцать назад, к нему приходил врач, нанятый перепуганными Ведерниковыми. Приходил побеседовать, как он выразился. Ника ему, оказывается, много чего рассказала. Иван поразился — зачем? Она что, с ума сошла? Не понимает, чем рискует? Врач ведь, нанятый, Витальке, или кому еще там, расскажет непременно. Не хотел бы Иван быть на месте Витальки…

Впрочем, ему-то какое дело! Правда, может узнать его Регина. И с какой стати ему расхлебывать это все, чем он так уж провинился?! Тогда еще у него не было чувства, что он — увяз. Тогда еще казалось, что он ни при чем!

Побеседовали. Врач расспрашивал его, долго и дотошливо, в конце концов Иван вспыхнул, и объяснил прямо:

— Я никогда ее не любил, не ухаживал, не добивался, и никогда не…

Тогда, под горячую голову, он все не мог подобрать слова, лезли на ум больше неприличные. Это сейчас молодежь грамотная пошла, а он никогда толком не умел разговаривать об этом!

— … не имел… Не спал с ней!

И почувствовал, как краснеет.

И это — мужик, которому существенно за двадцать. Идиот…

Одно дело потрепаться с парнями, когда все знатоки дальше некуда, и все сказанное надо делить на четыре. Да он и не трепался, он вообще об этом ни с кем не говорил, слушал, разве что. Свое он всегда берег. Но совсем, абсолютно другое дело — объясняться с доктором, который лечит от помрачения якобы влюбленную в него женщину, чуть не совершившую суицид!

Ловко она всех разыграла. Жить ей надоело, как же. Ей — ни в коем случае. Нет уж, умирать Ника не собиралась, он голову за это готов положить. Она издевалась над всеми, дрянь. Не желала сдаваться.

Была же прекрасная версия, в которую поверили все — Вероника расстроилась потому, что ее молодой муж сходил налево. Тем более что тот и не отрицал, объяснял только, что было случайно, несерьезно, и вообще, ничего и не было. Иван, кстати, сам охотнее поверил бы в такую версию, чем в то, что это из-за него. Точнее, так — она хотела досадить и ему, и Витальке. Двух собак одним выстрелом. Ради него одного она не стала бы стараться.

Этого он доктору объяснять не стал. Но про них с Никой — объяснил. Рассказал все, подробно, на все вопросы ответил. Под конец добавил, опять распаляясь:

— Вы уж внушите ей как-нибудь, своими методами, что если она еще что-нибудь такое выкинет, и если, к примеру, моя жена узнает, я ее возьму за шкирку и с лестницы брошу, как драную кошку!

Это он, конечно, зря сказал. Психолог до того, хоть и слушал безучастно, но прекрасно его понял и поверил, кажется. А тут заинтересовался:

— Вы когда-нибудь бросали кошек с лестницы?

Они сами нормальные, эти психо-доктора?!

— Никогда, — отрезал Иван. — В данном случае кошка — фигура речи, понимаете? Я просто хотел сказать, что не позволю никому портить жизнь мне и моей жене, это ясно?

Ясно было доктору или нет, он так и не понял. Зато под конец доктор вот что ему сказал:

— Думаю, что могу предупредить вас кое о чем, и вы поймете правильно. Ника уверена, что ваша жена нравится ее мужу. И, соответственно, наоборот — ее муж неравнодушен к вашей жене. Что скажете?

— Ничего, — только и мог ответить Иван.

Добавил, подумав:

— Не замечал. Она, что, это выдумала?

Врач мягко улыбнулся.

— Возможно. Это эффект известный, таким образом больной как бы переносит ответственность, возлагает вину за свое неправильное поведение на другого, и начинает искренне в это верить. Мы, думаю, справимся с этой проблемой. Просто я вас предупредил — имейте в виду.

— Спасибо, — Иван поморщился.

Такое было чувство, что его накормили гадостью.

— Так она действительно больна? — спросил он врача напоследок.

Тот ответил дипломатично:

— Знаете, все мы больны… в той или иной степени.