Разглашению не подлежало

Старика отвезли в Брацлавский лагерь военнопленных. Бросили в камеру, битком набитую оборванными, голодными людьми. Нельзя было различить возраст несчастных.

Вечером новоприбывших позвали к шефу лагеря. Каждого зазывали по отдельности, записывали, цепляли на грудь дощечку с номером. За большим столом сидел толстый немец — комендант. С ним было еще два немца и переводчик, видно, из числа предателей.

Комендант спросил через переводчика фамилию, год рождения, другие данные. Онуфрий Николаевич ответил по-немецки. Объяснил, что служил в австрийской армии, назвал род войск, полевую почту. Комендант остался доволен, похлопал по плечу: «Это наш человек, он боролся за наше дело. На работу он ходить не будет, приведите его в порядок».

Дощечку на грудь не повесили, а положили в карман.

После регистрации всех закрыли в камере, а Боварчука повели в ванну, он помылся, поменял белье.

На следующий день Боварчука вызвал комендант лагеря и сказал:

— Будешь переводчиком.

А своего переводчика передал помощнику.

Даже зарплату старику определил — 40 марок в месяц и паек для семьи.

На третий день пребывания в лагере комендант взял Боварчука с собой в карьер, где работали военнопленные — добывали, обрабатывали камень. Между пленными ходили немецкие офицеры и полицаи, нагайками понуждали к работе. Карьер был оцеплен часовыми. При входе в него Боварчук увидел два трупа. Ему объяснили, что вчера эти бедолаги перед уходом в лагерь спрятались за камнями. Немцы их заметили и расстреляли.

В первую мировую в австрийской армии Боварчук насмотрелся на пленных, но тогда с ними обращались все же по-человечески. А здесь фашисты никого не считали людьми. Одежды на пленных почти не было, они сами ее рвали и обматывали ноги, чтобы не ходить босиком по камню. Иногда им приносили из сел кое-какую обувь, лучшую немцы отнимали. Кормили пленных тоже как скот. Утром давали так называемый кофе — из высушенного жома. На обед гороховая похлебка. Хлеб из отрубей и тырсы. Такое питание вызывало массовые заболевания. Кто пытался убежать из лагеря, наказание было одно — расстрел.

Однажды Боварчук увидел за оградой лагеря двух односельчан — Василия Рудого и Станислава Барана. Рудой, которого он знал как честного, советского человека, передал записку. В ней земляки просили помочь выбраться из этого ада зятю Василия и зятю Станислава: оба офицеры, коммунисты.

Онуфрий Николаевич некоторое время присматривался к товарищам, потом познакомился поближе и наконец выложил им свой план побега. План был простой. Один из фашистских прислужников жил в квартире того же дома, где в подвале содержались под стражей пленные. Когда обносили двор колючей проволокой, то служаке выгородили за домом отдельный ход на улицу. Боварчук подобрал к замку ключ.

С ним бежало пять офицеров.

Без больших приключений Онуфрий Николаевич добрался к винницким подпольщикам. Встретился с Забоснюком и узнал много нового: для обороны строящегося объекта в Коло-Михайловском лесу прибыли новые военные части. На стройку отправлено за последние дни не менее двух тысяч военнопленных. Все те, кто работал в лесу в марте, — убиты.

В мае 1942 года, когда разведчик пришел в Винницу из лагеря, объект находился в завершающей стадии строительства.

Друзья снабдили Боварчука хлебом, солью, махоркой, дали в провожатые до райцентра Липовца (примерно 40 километров от Винницы), сестру жены Забоснюка — Елену.

Из документов Онуфрий Николаевич имел только справку, полученную от старосты села Печоры, но она за околицей уже не годилась.

На десятый день добрался к Днепру в районе Триполья. От людей он узнал, что через реку можно переправиться только в Киеве, Кременчуге и Днепропетровске по специальному пропуску. В остальных местах за самовольную переправу наказывали смертью.

В Триполье зашел к старой бабке, попросил поесть и стал исподволь выспрашивать, как же люди все-таки умудряются переправляться на ту сторону. Бабка указала на одного молодого мужчину, у которого имелось разрешение на ловлю рыбы для немецкой кухни. Долго пришлось Онуфрию Николаевичу уговаривать рыбака: к дочери ведь собираюсь в Полтаву... Подарил ему свою последнюю рубаху — с вышивкой.

На следующее утро благополучно переправился через реку.

Недалеко от Пырятина на небольшом хуторе постучался в одну из хат. Предложил хозяину за харчи хорошие желтые ботинки на кожаной подошве, которыми снабдил его в Брацлаве один из вызволенных офицеров. Ему дали три большие буханки хлеба, килограмма полтора сала, два десятка яиц.

Ко всему, расторопный мужик рассказал, как лучше добраться до Харькова. Посоветовал идти к речке Удай. Там бежавший из плена красноармеец перевозит людей через реку...

Благополучно обогнул Пырятин, обошел еще какое-то село и притомился. Присел в долине около колодца, выложенного из деревянных брусьев. Решил поесть домашнего хлеба, который своим запахом не давал покоя всю дорогу. Вдруг к нему подходят двое гражданских — на руках у них желто-голубые повязки. «Бандеровцы» — мелькнула мысль. Видел он немало этих «патриотов» Украины. Ничего хорошего встреча не сулила.