Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

С процессом индустриализации войны непосредственно связан родственный процесс контроля того, что сделала возможным индустриализация. Попытки установить правила войны – достичь договоренности между «цивилизованными» нациями, – которые начали предприниматься в XIX веке в Европе, в XX столетии стали частью постоянного глобального процесса. Они отражали общую обеспокоенность изменением технологий войны. Военно-морская конференция 1922 года позволила прекратить гонку в строительстве дредноутов, разорительную для всех участников. Всего через несколько лет, в 1925 году, был предложен Женевский протокол о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых и других подобных газов и бактериологических средств, принятый в 1928 году. Первоначально его подписали 38 государств, Соединенные Штаты присоединились к нему лишь в 1974 году. Соглашения об ограничении испытаний ядерного оружия в атмосфере и гонки вооружений 1950-х годов и более позднего периода были ориентированы на контроль производства и риска. Масштабные программы разработки биологического оружия существовали во многих странах с 1920-х годов, но Конвенция о биологическом оружии 1972 года впервые запретила его разработку, производство и накопление. Это был запрет не только использования, но и владения биологическим оружием. С 1970-х годов заключено как минимум 26 международных соглашений по контролю военных технологий. Список возглавляет ядерное оружие, но ограничения коснулись также использования мин, космоса, океанов и торговли оружием. Конвенция о запрещении химического оружия 1993 года – поддержанная даже химической промышленностью Соединенных Штатов и одна из самых влиятельных действующих конвенций на сегодняшний день – требует уничтожения запасов. Она также предусматривает проведение инспекций и обязательство всех подписавшихся защищать любую страну, пострадавшую от применения химического оружия. Наука и технология играют очень большую роль в этих международных соглашениях, связанных с экстремальными формами насилия и риска индустриализованной войны.

Идея определить четкое понятие «гражданского лица» наиболее активно продвигалась в тот самый момент, когда военно-воздушные силы привели к его практическому уничтожению. Если государственная военная машина зависела от заводов, которым требовались рабочие, то разрушение жилых кварталов было обоснованной частью стратегии. Индустриализация сделала будущие воздушные налеты – огненные смерчи в Токио и Дрездене – логичными. Я не ставлю знак равенства между логикой и нравственностью, а лишь хочу сказать, что индустриализация придала смысл новым способам применения экстремального насилия. Разум, логика, эффективность и мобилизованные эмоции были интеллектуальными ресурсами научно-технической войны.

Все они в полной мере сошлись воедино в Первой мировой войне.

3

Траншеи, танки, химическое оружие

Ничего подобного не было ни до, ни после. Западный фронт представлял собой технологическое совершенство и стратегическую катастрофу. Эти два факта неотделимы друг от друга.

На этой войне, которая велась главным образом в траншеях, изрезавших Францию, где линия фронта почти не двигалась четыре года, были впервые применены многие новые технологии. Химическое оружие шло из огромных лабораторий Германии напрямую в траншеи. В качестве ответа появился танк, созданный по образу трактора. Экспериментальным дополнением к арсеналу стали (менее чем через 20 лет после первого полета братьев Райт около городка Китти-Хок) хрупкие аэропланы, не только сбрасывавшие бомбы, но и осуществлявшие разведку. Радиосвязь, более мощные пулеметы, большие подводные лодки и аэрофотосъемка также переформировали стратегию и возможности людей.

В Первую мировую войну на действительную службу начали призывать ученых. Они не просто делились своими знаниями и идеями, а становились частью вооруженных сил. Одни гибли на фронте, другие служили в лабораториях, где производили химическое оружие и изучали методы психологической войны. Первую мировую войну часто называют войной химиков из-за появления химического оружия, но в действительности она этим не ограничивалась. Это была война антропологов, психологов, физиков и инженеров. Первая мировая война привела современную науку, технику и медицину в окопы, попутно не оставив камня на камне от мечты научного сообщества об интернационализме.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное