Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений

Спор о характере использования военно-воздушных сил можно рассматривать как спор об определениях. Что такое самолет? Это наблюдательный пункт? Средство доставки? Боевая платформа? Технология поддержки действий наземных войск? В ходе Первой мировой войны вооруженные силы Германии, Франции, Великобритании и США исследовали все эти возможности. Почти сразу стало ясно, что воздушное пространство очень ценно – не в последнюю очередь потому, что с высоты проще увидеть ресурсы врага[125]. Во время войны разрабатывалась тактика использования самолета точно так же, как тактика наземного боя, методом проб и ошибок, и к 1918 году в сфере боевого применения самолета уже имелась весьма проработанная теория[126].

С 1918 года вплоть до конца 1930-х годов этот спор лишь усиливался. Такие теоретики использования воздушного пространства, как Билли Митчелл в Соединенных Штатах, Хью Тренчард в Великобритании и Джулио Дуэ в Италии, предложили инновации как в стратегии, так и в технологии. Они предполагали, что военно-воздушные силы приобретут в следующей войне решающее, если не апокалиптическое, значение (иными словами, покончат со всеми войнами вследствие страха перед воздушными системами оружия). Выходили книги, предсказывающие, что результатом применения военно-воздушных сил станет тотальное разрушение, в том числе «Отравленная война», «Черная смерть», «Угроза», «Пустая победа», «Вторжение с воздуха», «Война против женщин», «Хаос», «Расправа с воздуха» и «Что случилось с Корбеттами»[127]. Реальные воздушные удары, осуществленные в 1930-х годах, – в испанской Гернике и в Маньчжурии – позволили оценить, насколько устрашающей может быть воздушная сила.

В вышедшей в 1921 году книге генерала Джулио Дуэ «Господство в воздухе» было высказано предположение, что применение военно-воздушных сил приведет к социальному коллапсу. Гипотетически допуская, что для массированного уничтожения достаточно 50 эскадрилий бомбардировщиков, он спрашивал читателей: «Как страна может продолжать жить и работать перед лицом такой постоянной угрозы, кошмара неминуемого разрушения и гибели?»[128] В Соединенных Штатах стратеги воздушной войны сосредоточились на потенциале точности. Бомбовый прицел инженера Карла Нордена, выпущенный еще в 1924 году, мог обеспечить высокую точность и, следовательно, результативность. Самолет, таким образом, виделся одновременно как источник сверхъестественного ужаса и рациональной эффективности.

В 1915 году работавший в Вене Зигмунд Фрейд мрачно описал воздействие войны. По его словам, она разрушила и «лишила мир его красот». Она отняла у Европы возможность гордиться достижениями цивилизации и поставила под сомнение «возвышенную беспристрастность нашей науки». Война «обнажила наши инстинкты и выпустила на волю сидящих в нас духов зла, которых мы считали обузданными. Она отняла у нас то, что мы любили, и показала, как эфемерно многое из того, что казалось неизменным»[129]. То, что поэт и мистик Райнер Мария Рильке назвал «противоестественной и ужасной стеной войны», было разделительной линией между прошлым и будущим, продуктом новых научных идей и технологий[130]. Это была не просто индустриализованная или научно-техническая война, а противоестественный механизм, использованный для уничтожения общества.

В 1933 году, когда над Европой начали сгущаться тучи новой войны, Альберт Эйнштейн и Зигмунд Фрейд опубликовали свою переписку в маленькой книге «Истоки войн». Изданная на средства Международной комиссии по интеллектуальному сотрудничеству Лиги Наций, эта книга позволила пацифисту Эйнштейну поднять острую проблему того времени. В своих комментариях Эйнштейн предстал как гуманист, а не физик, пытающийся понять, почему люди допускают насилие. Фрейд предположил, что мужчины находят в войне удовольствие. Это не означает, что исключить войны невозможно, но агрессия – естественная часть человеческой психики, и данный факт необходимо признавать. Две выдающихся личности высказывались о причинах войн, рассматривая прошлое и пытаясь заглянуть в будущее[131]. В мире усиливались националистические устремления. Фашистские государства наращивали мощь. Наука и технология сделали возможными новые формы нападения и выявили новые уязвимости.

Будущее виделось ужасающим.

4 Мобилизация

На заседании Национального научно-исследовательского совета в 1946 году в Вашингтоне врач из Филадельфии Малкольм Гроу (занимавшийся авиационной медициной в военное время) заявил, что во время Второй мировой войны ученые подвели свою страну. Как он выразился, «мы участвовали в этой войне, совершенно не представляя, что в действительности убивает людей»[132].

По его словам выходило, что ученые обязаны получать знания о том, как надо убивать людей. Независимо от того, насколько верно Гроу оценивал убойную силу науки и техники в 1946 году (а она была существенной), его заявление точно отражало новое понимание обязательств ученых перед государством.