Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

Эти произведения – один из способов, позволяющих понять переживания, которые занимают особое место в пространстве, времени и истории. В хронике технического развития, а также в обширном художественном и литературном наследии Хиросима и Нагасаки являются символом возможного будущего человечества. Эти города символичны в том смысле, что случившееся там может произойти где угодно. Такая возможность многократно прорабатывалась в науке, научной фантастике, кинематографии и планировании мероприятий национальной обороны, а также в посвященных бомбардировке работах в сфере исторических, политических и гуманитарных наук. То, каким это будущее представляется разным специалистам, зависит от их точки зрения. Значимые для них вопросы определяются тем, что, по их мнению, выявили, доказали или продемонстрировали эти два города. Ученые пытались получить знания одного рода, теоретики ВВС другого, а историки третьего. Когда японские эксперты представили публике собственные отчеты через 40 лет после бомбардировки, то описывали ущерб и страдания с точки зрения «всеобъемлющего стремления к миру»[177]. События в этих двух городах для них ясно говорили о том, что гонка вооружений холодной войны должна быть остановлена.

Важно признать, что, несмотря на уникальность оружия, процедуры оценки причиненных им разрушений были традиционными. С административной точки зрения с данными городами обошлись точно так же, как со всеми другими городами, подвергшимися бомбардировкам союзников, а атомные бомбы рассматривались так же, как любые другие военные технологии, которые испытывались в боевых условиях Второй мировой войны. Группе по изучению результатов стратегических бомбардировок (United States Strategic Bombing Survey, USSBS), созданной по приказу военного министра США Генри Стимсона в 1944 году, поручалось провести «научное исследование всех данных» о результатах применения технологий и стратегий бомбардировки в Европе и Тихоокеанском регионе. Исследование USSBS должно было помочь оценить «значение и потенциальные возможности военно-воздушных сил как инструмента военной стратегии для планирования развития ВВС США и выработки экономической политики в сфере национальной обороны»[178]. К июню 1945 года USSBS завершила полевую оценку применения стратегических бомбардировок в Германии. В ее состав к этому моменту входили более 500 гражданских и 300 военных аналитиков. Эти эксперты быстро переключили внимание на Японию.

Некоторые говорят, что два японских города были подвергнуты бомбардировкам в порядке эксперимента – обычно этим словом обозначается формальное и контролируемое тестирование гипотезы. На мой взгляд, если Хиросима и Нагасаки являлись экспериментами, то таковыми следует считать также Дрезден, Берлин, Гамбург и Токио. На всем протяжении этого исследования я исхожу из того, что сожженные и разбомбленные города с растерзанными человеческими телами были научными площадками для получения нового знания – в моей терминологии «косвенных данных» – и, безусловно, это относится к Хиросиме и Нагасаки. Эти два города находились в центре масштабных научных исследований японских и американских физиков, генетиков, психологов, ботаников, врачей и других экспертов. Наверное, в этой деятельности есть элементы научного метода и полевого эксперимента, но на практике сама война XX века была великим экспериментом, программой производства знания, где ущерб превратился в источник новых идей. Желание испытать оружие объединяло все бомбовые удары, и длинный список публикаций по исследованию бомбардировок наглядно демонстрирует практику сбора военных данных, не уникальную для этих двух городов. Взгляд на них как на богатые источники знания отражал общий процесс получения знаний на войне. Ущерб становился руководством по причинению большего ущерба (как нужно бомбить города в будущем) и обеспечению защиты (как другим городам и их жителям следует готовиться к ядерной войне).

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное