Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

Одни утверждают, что бомбы сбросили в силу расистских представлений о японцах (и что их ни при каких условиях не сбросили бы на Германию)[179], другие – что это был первый акт холодной войны, а не заключительное действие Второй мировой[180], третьи – что это приблизило окончание войны и спасло много солдат союзников[181], а четвертые характеризуют случившееся как ненужное и беспрецедентно жестокое действие (в отличие, видимо, от применения зажигательных бомб и ковровых бомбардировок)[182]. Объяснения можно разделить на широкие категории: ортодоксальную (окончание войны), реалистическую (не более жестокая мера, чем другие бомбардировочные кампании), ревизионистскую (запугивание Советского Союза), «фанатичную» (проявление технологического фанатизма) и синтетическую (завершение войны, устрашение Советов и оправдание расходов в размере $2 млрд на атомные бомбы). Военный министр Генри Стимсон сформулировал самую ортодоксальную версию в своем эссе-оправдании 1947 года «Решение о применении атомной бомбы». Это эссе, опубликованное в Harper's Magazine, в действительности было написано Макджорджем Банди (отец Банди был при Стимсоне помощником госсекретаря) и одобрено другими сторонниками защиты этого решения. Оно представляло собой консенсусный документ, в котором делались заявления, не подтверждаемые архивными или серьезными историческими материалами[183]. Между тем физик Патрик Блэкетт отстаивал ревизионистский взгляд, в соответствии с которым бомбардировка была не концом Второй мировой войны, а началом холодной войны[184].

Возможно, пересмотр требования о безоговорочной капитуляции с учетом гарантий безопасности императора изменил бы ситуацию, но, несмотря на поддержку заместителя госсекретаря Джозефа Грю, хорошо знавшего Японию, и военного министра Генри Стимсона, он так и не был реализован. Альтернативы вроде небоевой демонстрации бомбы никогда всерьез не рассматривались Трумэном и его окружением (они опасались, что это не сработает и отсутствие реального эффекта придаст храбрости японцам). Союзники могли также продолжать убеждать сторонников мирных переговоров в Японии. В июле 1945 года Грю публично объявил, что Япония, судя по всему, пытается предложить план капитуляции. Однако самые доверенные советники Трумэна, особенно новый госсекретарь Джеймс Бирнс, считали, что применение бомбы обеспечит Соединенным Штатам господствующее положение по окончании войны[185]. Не исключено, что Трумэн не видел ни одной веской причины не применять бомбу. Японские города уже горели. К 1945 году в уничтожении городов не было ничего из ряда вон выходящего. Контроль Японии без участия Советов являлся одной из критических целей (несколько месяцев оккупации Германии вместе с Советским Союзом показали, насколько нежелательно делить с ним Японию). Второй целью было быстрое завершение войны: солдаты союзников умирали каждый день.

Нельзя утверждать, что гонки вооружений после 1945 года удалось бы избежать, если бы ядерное оружие не было применено. Ясно, однако, что его боевое использование подстегнуло решимость Советского Союза быстро создать собственную бомбу и что ядерные испытания в атмосфере усилили международную напряженность и загрязнение суши, океана и всего живого[186]. Углерод-14 – радиоактивный изотоп этого элемента, играющего важнейшую роль в жизни на Земле, образуется лишь при взрывах атомных бомб. В результате испытаний ядерного оружия в 1950-е годы углерода-14 образовалось так много, что он до сих пор содержится в организме каждого человека и, разумеется, в экосистемах всего мира, включая самые отдаленные уголки Амазонии[187]. Ребенок, родившийся в 2019 году, несет в своем организме углерод-14, оставшийся со времен испытаний ядерного оружия в атмосфере. Он безопасен с медицинской точки зрения, однако служит свидетельством долгосрочного загрязнения нашей планеты.

К августу 1945 года Токио уже много месяцев бомбили зажигательными бомбами с катастрофическими последствиями для людей и экономики. Промышленное производство в Японии было уничтожено. Согласно отчету USSBS 1946 года, «большинство нефтеперерабатывающих заводов не получало нефти, а алюминиевые заводы – бокситов, у сталелитейного производства не было руды и кокса, а у оружейного – стали и алюминия. Японская экономика по большому счету получила двойной удар из-за прекращения импорта и воздушных налетов»[188]. Советские войска были близки к тому, чтобы подключиться к участию в войне на Тихом океане согласно обещанию, данному Сталиным в Ялте несколькими месяцами ранее. Участие Советов должно было стать решающим моментом в принуждении Японии к капитуляции, но присутствия советских войск в Японии никто не желал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное