Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

В совокупности эти факторы придавали смысл атомной бомбардировке 6 и 9 августа 1945 года, хотя, как подчеркнул Майкл Гордин, в первом и втором случае мотивы были очень разными. Бомбардировка Хиросимы носила стратегический характер. Нагасаки бомбили потому, что имелась вторая бомба, а погода ухудшалась и надо было пользоваться моментом. Ее сбросили без дополнительных консультаций с Вашингтоном и какого-либо стратегического расчета, тщательного анализа и обдумывания. По мнению некоторых специалистов, если бомбардировку Хиросимы можно было оправдать военными и дипломатическими соображениями, то бомбардировку Нагасаки нет[189].

Словами невозможно описать хаос, воцарившийся в этих двух городах в августе 1945 года. Выжившие лишились близких, домов, бизнеса. «Потребители» атомной бомбы – конечные потребители – это убитые и раненые при бомбардировке. По оценкам, в Хиросиме было найдено и по большей части предано огню 48 000 тел, еще 14 000 не удалось обнаружить. В первые недели умерли еще 9000 человек, и минимальное число убитых превысило 78 000. К 1946 году это число выросло до 151 042 человек. Выжившие страдали от немедленных и долгосрочных последствий бомбардировки[190].

Япония капитулировала в середине августа. Сегодня большинство серьезных ученых считают, что вступление Советов в войну на той же неделе, когда были сброшены бомбы, стало решающим фактором, приведшим к капитуляции. Расхожее представление, будто атомные бомбы положили конец войне, было создано теми, кто отвечал за их применение. Архивные документы для внутреннего пользования как в Японии, так и в Соединенных Штатах, внимательно изученные Хасегавой, доказывают, что подключение Советского Союза к военным действиям было более важным для приближенных императора в Токио[191].

Спустя 70 с лишним лет Хиросима и Нагасаки остаются единственными городами, испытавшими ядерный удар в военное время, а Соединенные Штаты – до сих пор единственная страна, применившая атомное оружие в объявленной войне. Если бы на эти два города сбрасывали зажигательные бомбы, как практически на каждый город в Японии, их названия ничего бы не символизировали. Они были бы сожжены и уничтожены так же, как Токио, Иокогама, Ивакуни, Нагоя, Кобэ, Мацуяма и Осака. Однако они стали символами едва ли не разрыва времен.

Эту главу я посвящаю вопросу о том, что стали значить эти два города после того, как подверглись бомбардировке. Я рассматриваю действия американских и союзнических властей, а позднее японских ученых по извлечению знания и уроков из уничтожения двух городов. Речь пойдет о том, как ущерб стал научным ресурсом, релевантным для широкого спектра рисков и задач. Те, кто изучал произошедшее в Хиросиме и Нагасаки, выбирали, на что обращать внимание и описывать как проблему, а на что закрывать глаза. USSBS осенью 1945 года сосредоточилась на том, что эти два города могут сказать о будущей ценности военно-воздушных сил. Инженерный округ Манхэттен (MED) интересовали воздействие энергии, высвободившейся при взрыве бомб, и физический ущерб, причиненный ударной волной, радиацией и огнем. В отчете MED неоднократно подчеркивалось, как хорошо физики сделали свою работу. Специалисты в области медицины сначала в составе Объединенной комиссии, затем Комиссии по изучению последствий атомных взрывов составили отчеты о том, когда и от каких причин погибали люди, и начали изучать долгосрочные генетические последствия среди потомков выживших. Даже в XXI веке эксперты Фонда исследования радиационных эффектов продолжают штудировать данные об этих городах с целью оценки рисков радиации для населения. Когда японские ученые осмыслили последствия бомбардировок, то обнаружили свидетельства бесчеловечности союзников. Вместо выводов относительно применения авиации и использования науки в военных целях или будущего биологического риска они увидели нравственный кризис, вызванный наукой.

Таким образом, эксперты из разных областей занимались анализом ущерба, причиненного атомными бомбардировками. Физики воспроизводили бомбардировки в пустыне Невада для расчета доз радиации. Психологи изучали эмоциональную реакцию выживших. Генетики искали биологические изменения у потомков, выживших через десятилетия после бомбардировок.

Военная технология превратила эти два города в площадки для проверки истинности множества идей и предположений. Они стали источниками информации для прогнозирования, оценки риска и, пожалуй, даже для предсказания будущего. Что видела та или иная группа, определялось ее приоритетами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное