Подобно работам USSBS и MED, исследования Объединенной комиссии и пришедшей ей на смену Комиссии по изучению последствий атомных взрывов были ориентированы на будущее и предназначались для использования в планировании оборонных и военных мероприятий в Соединенных Штатах. За многие годы они выпустили тысячи научных статей и собрали больше миллиона биологических образцов, которые и сейчас находятся в хранилище биоматериалов в Хиросиме. За минувшие десятилетия эти исследования стали ресурсом для оценки радиационной опасности после аварий на АЭС «Три-Майл-Айленд», в Чернобыле и Фукусиме. Они также способствовали признанию того, что низкие дозы радиации, получаемые при обычных медицинских процедурах, могут нести риск. Исследования переживших атомную бомбардировку первоначально проводились под контролем Соединенных Штатов. После 1975 года Комиссия по изучению последствий атомных взрывов была переименована в Фонд исследования радиационных эффектов и стала совместно финансируемым проектом Японии и США.
Выжившие в Японии лишились родных, домов, бизнеса и здоровья. Они подвергались социальной дискриминации в родной стране, считаясь непригодными для договорных браков. Многие из них были покрыты шрамами и рубцами, служившими приметами нездоровья и возможных генетических нарушений.
В 1928 году генетик Герман Мёллер обнаружил мутагенное влияние рентгеновских лучей на дрозофил, а генетик Льюис Стадлер – аналогичные последствия для ячменя и кукурузы. Вместе с последующими исследованиями многих других ученых эти открытия подтвердили, что радиация вызывает повреждения в генах. Мёллер получил Нобелевскую премию в 1946 году – в год проведения операции «Перекресток», – когда последствия воздействия радиации вызвали новый всплеск интереса. Возможность рождения у переживших атомные бомбардировки детей с мутациями почти сразу же стала частью послевоенного планирования оккупации Японии.
Проектом изучения генетических последствий у выживших руководил генетик Мичиганского университета Джеймс Нил. Работа его команды, включавшей Уильяма Шулла и десятки японских врачей, медсестер и акушерок, первоначально считалась самой важной в Комиссии по изучению последствий атомных взрывов. Однако генетические эффекты так и не были задокументированы. Большую часть своей жизни, вплоть до кончины в 2000 году, Джеймс Нил искал генетические последствия у потомства переживших бомбардировку, но, несмотря на все достижения современной молекулярной генетики, они оставались нерегистрируемыми на статистически значимом уровне. В 1991 году, после почти 50 лет исследований, Нил и его соавтор Уильям Шулл задались вопросом, «не имеют ли они дело всего лишь с шумом в системе», пытаясь вычислить двойную дозу для генетических мутаций[206]
. В обобщении результатов от 2006 года говорилось, что генетические последствия не были выявлены, несмотря на почти шесть десятилетий анализа врожденных дефектов (включая неблагоприятный исход беременности, нарушения формирования плода, мертворождения и перинатальные смерти), хромосомных аберраций и изменения белков плазмы и эритроцитов, а также эпидемиологическое исследование смертности (по любым причинам) и случаев развития раковых заболеваний (данное исследование продолжается и в наши дни). Даже методы молекулярной биологии и базы данных по человеческому геному не позволили выявить эти последствия, хотя влияние радиации на гены легко прослеживается у лабораторных мышей и мух, и принято считать, что они должны быть и у выживших. Изначальная цель картирования человеческого генома, начатого министерством энергетики, чьим предшественником была Комиссия по атомной энергии, заключалась в выяснении, какое воздействие радиация оказала на людей, переживших атомную бомбардировку. Однако последствия для генов остаются неуловимыми. Многие ученые считают, что они имеются, но их трудно обнаружить, отчасти потому, что репродукцией человека невозможно манипулировать так же, как в случае мух или мышей.