Ребята и зверята

На несколько дней мы забросили все игры, с утра уходили в сад и там читали вслух. Читали попеременно старшая сестра Соня и я.

А младшие сестры и соседские ребята рассаживались полукругом на траве и слушали, раскрыв рты и затаив дыхание.

Дошли мы так до самого печального места — как дядя Том умирал, не дождавшись освобождения. И чтецы и слушатели заливались слезами.

К Юлиному плечу сзади с тяжелым вздохом прильнула чья-то голова. Вдруг Наташа, сидевшая вся в слезах напротив Юли, ка-а-ак захохочет!

Я прямо обмерла.

Может, она с ума сошла от горя?

А она хохочет и машет рукой на Юлю.

Взглянули, — это Васька положил голову на Юлино плечо, вздыхает и даже глаза закрыл, как будто ему тоже жалко дядю Тома. Пропало наше чтение, — мы прямо по траве катались от хохота.

Больше месяца прошло с тех пор, как Васька сделался членом нашей семьи. Он заметно вырос, набрался силы и уверенности. Движения его были еще по-детски неуклюжи, но иногда, особенно когда Васька подкрадывался, становились вдруг очень быстрыми и ловкими.

Шерсть у Васьки блестела и лоснилась, как бархат. Она была золотисто-красного цвета с яркими черными полосами. Полосы доходили до живота. Живот был светло-серый, без полос.

Васька стал гладким и откормленным. Приятно было на него смотреть.

Целый день он умывался, лизал свои лапы и живот, отряхивался и прихорашивался. В такие моменты он очень напоминал кошку.

В комнатах он никогда не пачкал. Впрочем, случилось один раз, но это мы сами были виноваты: забыли вывести его вовремя. Когда мы спохватились наконец, Васька, недовольный, сконфуженный, морщился и громко фыркал.

Его отвязали, и он пулей вылетел в сад.

В этот день он купался с особенным стараньем.

А купался он не просто, а с фасоном.

В саду вырыли круглую яму около метра глубиной и шириной. Маленький ручеек почти до краев наполнял ее водою.

Приходила мама с мылом и щеткой. Отец приносил ведро или кружку, и появлялся Васька с целой оравой ребят.

Он очень любил купаться и этим совсем не походил на кошек.

Ваську поливали из кружки и намыливали зеленым мылом. Потом он лез в яму, становился в ней на задние лапы, а передние протягивал отцу, и начиналось мытье. Его терли щеткой и руками, обливали, полоскали, а он, торжествуя, стоял в яме и сопел от удовольствия.

Когда мытье кончалось, он выбирался на траву, отряхивался, катался и прыгал на солнышке.

Много было с ним возни и хлопот, но зато какой он вырастал красивый!

Со всего города приходили любоваться на него. И всем он нравился, и все его баловали.

Васька нисколько не боялся людей. Напротив, он всячески старался привлечь их внимание.

Если случалось, что дома все были заняты и к тигренку никто ни с чем не обращался, не гладил его, не тормошил и не заговаривал с ним, Васька как будто обижался.

Иногда мы нарочно испытывали его терпение.

Возьмем, бывало, усядемся на полу в кружок и разговариваем.

Васька подходил и прислушивался. Он ожидал, что мы, как всегда, скажем ему:

— A-а, Васюк пришел!

И погладим его.

А мы делаем вид, что совсем его не замечаем. Он послушает немножечко и начинает трогать лапой какой-нибудь кончик завязки у фартука или ленту в косе.

А мы еще пуще разговариваем.

Тогда он садился тоже, пялил на нас свои широкие глаза, слушал и в удобных местах вставлял свое «угу».

Это означало, что ему уже невтерпеж становится одному.

Мы хохотали и говорили, нарочно не глядя на него:

— Ишь, как он набивается. Только, смотрите, не называйте его по имени, а то он сразу догадается, что мы про него говорим, и не будет больше скучать.

Так мы изводили его часами.

Он старался, заигрывал всячески, а потом, когда уж ничего не помогало, вдруг громко зевал, широко раскрывая огромную пасть.

А пасть у него была замечательная — красная, с какой-то бахромой, и зубы как нарочные, белые, острые и большие.

Мы забывали свой уговор, заглядывали к нему в пасть и восхищались зубами.

Васька сейчас же влезал в наш круг. Мы пробовали руками раскрыть ему рот, а он отворачивал морду и радовался: все-таки заставил нас обратить на себя внимание.

Со всего города, из окрестных станиц и даже с гор приезжали люди поглядеть на нашего тигренка. Они звонили у ворот, мы бежали и откладывали палку-засов.

— У вас, говорят, ручной тигр имеется? Можно посмотреть? Мы заплатим, если нужно, за посмотрение.

Нам сначала очень хотелось, чтобы они давали нам копейки. Один раз мы набрали так два рубля, по пятаку брали с человека. Но отец сердился и не позволял нам брать денег, а только требовал, чтобы смотрели издалека, не гладили Ваську и без разрешения ничего ему не давали.

Нам нравилось, что взрослые люди спрашивали у нас позволения.

— А сколько вас, много? Ну, ладно, станьте вот здесь, у ворот. Мы его сейчас позовем. Только, смотрите, не гладьте и не давайте ему ничего, когда он придет.

— Хорошо, мы все будем делать, как вы велите.

Они становились, как мы показывали, и всем было очень интересно.

Потом мы шли в сад, звали Ваську, и он важно выходил к посетителям.

В первый миг они всегда шарахались в сторону, а он удивлялся и оглядывался на нас.

Мы успокаивали их: