Ребята и зверята

Во время еды Васька свирепел. Ложился на пол, клал лапы по обе стороны миски, и тут уж не подходи! Раз сестра сунулась поправить ему что-то. Васька рявкнул в миску, подавился и тяжелым ударом когтей рассек сестре руку.

Собаки были осторожнее нас и сами избегали подходить к тигренку, когда он ел. Один только Майлик, что играл с ним в первое утро, отваживался соваться к нему в чашку, и он, правда с ворчаньем, дозволял ему это.

Только во время еды, да вот разве когда его хлопали по животу или трогали за хвост, Васька разъярялся и кусал всех без разбора. Живот свой и хвост он считал неприкосновенными.

Однажды нас окликнул кто-то со двора. Мы все повысовывались в окошко. Васька тоже положил передние лапы на подоконник и смотрел. В суматохе Соня наступила ему на хвост. Васька сердито обернулся и цапнул ее за ногу.

Показалась кровь. Соня испугалась. А Васька, как только она освободила его драгоценный хвост, сейчас же перестал сердиться и даже принялся зализывать Сонину ногу, как будто извинялся.

Выдумали, что тигры звереют, как только почуют кровь. Посмотрели бы на нашего Ваську: и не подумал даже озвереть, а лизать стал, потому что сам понял, что хватать зубами чужие ноги — это настоящее свинство.

Как-то, проходя по террасе, Васька увидал веник. Он тихонько подкрался к нему, изловчился и — хвать в зубы! И, мотая и трепля веник, галопом умчался в сад. А когда вернулся, от веника осталось всего две-три палочки.

Мы посмеялись над ним, пошутили и забыли об этом. Но потом, дня через два, он разорвал еще один веник, и еще, и еще. Мы убедились, что у него это вроде привычки. Он никак не мог пройти мимо веника равнодушно. Увидит — и моментально в зубы и рвет. Нам даже показалось, что у него при этом бывало какое-то особенно злое выражение, как будто он за что-то мстил веникам.

Оказалось, что это и в самом деле было так.

Когда Ваську везли из степи, отец остановился с ним передохнуть у одного своего приятеля-охотника. У этого охотника была очень строгая жена, и она колотила Ваську веником за то, что он оставлял грязные следы на ее половиках. Вот здесь-то и зародилась в Ваське ненависть к веникам.

Отсюда же он унес воспоминание о двух других, тоже очень интересных вещах: о юбке и сапогах. Когда сердитая хозяйка (человек в юбке) гналась за ним с веником, он, спасаясь от нее, убегал к людям другого сорта, одетым в сапоги, — к отцу и к хозяину. Тут уж его в обиду не давали, и он навсегда сохранил нежную привязанность к сапогам. А юбки, наоборот, выносил с трудом.

Мама давала Ваське еду и больше всех возилась с ним. Ее он заметно выделял из всех других женщин. Но юбок ее он все-таки терпеть не мог. И почти все они побывали в когтях и зубах у Васьки.

Васька очень хорошо различал всякие запахи. Например, духи или цветы были тигренку неприятны. Понюхав невзначай цветочек в саду, Васька долго морщился и чихал. А запах колбасы он узнавал издалека и считал его, повидимому, самым чудесным запахом на свете.

Едва зачуяв его, тигренок приходил в возбуждение и принимался кричать: ба-ум! ба-а-ум! ба-а-а-ум!

Другими словами, он кричал, как капризный, непослушный лакомка: «Где колбаса? Хочу колбасы! Отдавайте мою колбасу!»

Как-то вечером мы стали есть колбасу. Васька, только что накормленный, был в соседней комнате. Он ворвался в столовую и полез на стол.

— Ну нет, шалишь, — сказал отец, — ты поел, отправляйся-ка спать. — С этими словами он повалил Ваську на диван, а колбасу убрал в шкап, повыше.

Васька не угомонился. Он положил передние лапы на стол, убедился, что колбасы там нет, и, как ужаленный, забегал по комнате, подняв кверху морду.

Наконец он догадался, влез на открытое окошко и оттуда повел носом. Потом подбежал к шкапу и принялся прыгать на него, сердито рявкая.

— Интересно, достанет он колбасу или так и бросит, ничего не добившись?

Васька вертелся вокруг, царапал и грыз угол шкапа. И каждый раз, когда он кидался вверх, тяжело и неуклюже, как куль с отрубями, шлепался на пол.

Наконец, совсем рассердившись, он снова полез на стол и хотел со стола перепрыгнуть на шкап.

Тут уж мы испугались. Упадет, так ведь здорово ушибется.

— Так и быть, дадим ему колбасы, — решили мы все.

Отец отрезал кусок колбасы.

— Лови, Васька!

Васька, все еще стоя на столе, широко раскрыл свою пасть. Колбаса ловко шлепнулась в нее и мигом проглотилась. А Васька выпучил на нас глаза: это что же за надувательство? Куда же колбаса девалась, а?

Запомнилось мне одно скучное воскресенье. С рассвета и до самой ночи лил дождь и дул холодный ветер. Днем было темно, как в сумерки.

Мы все собрались в комнате и мерзли.

— Давайте затопим печку и будем печь на углях сушеную кукурузу, — предложила Соня.

Все оживились и захлопотали: кто побежал за дровами, кто стал щепать лучинки, а мы с сестрой отправились на чердак, где у нас, под самой крышей, сушилась кукуруза.

Принесли дрова и стали растапливать печку.

Печка помещалась как раз напротив дивана, а на диване, положив голову на валик, лежал Васька.