У Юну неподвластно было ощущать умирающих и мертвых, как Чао Гай. Но каким-то непостижимым образом казалось, что все стало единым в этом раздробленном мире. Пожиратели, призванные Чао Гай из своих темниц на эту плодородную землю, приумножившиеся в числе в тысячу раз и зверски оголодавшие за годы своего заточения. Солдаты, в страхе молящие о пощаде, о прощении, взывающие к матерям и бабушкам, обращающиеся в ничто, не успев спастись.
А еще остальные – жители деревни, запертые в своих же домах, объятые пламенем и молящие о смерти…
И смерть, услышав их мольбы, пришла. Их крики тоже смолкли.
У Юн мчал и мчал вперед, не оглядываясь, даже когда мир перестал рассыпаться, а потусторонние тени встречались все реже и реже и затем остались далеко позади. Даже когда на небе засверкали звезды, воздух стал чистым, а земля неподвижной, и реальность вновь ощущалась цельной.
Танцующий Лист, споткнувшись, остановился. У Юн некоторое время сидел в седле. Время неумолимо тянулось, но он оставался так же неподвижен.
Они были на дороге, но не на той, по которой прибыли, а на узкой грунтовой тропе, которая терялась в высокой поросли травы. У Юн перекинул поводья набок и спешился, едва не падая. Казалось, каждая его косточка была раздроблена, каждый вздох отдавался острой болью.
Мысли У Юна вновь вернулись к Цай Цзину, Чао Гай, тому, что выяснила госпожа Чай и из-за чего они ринулись в эту кровавую баню. Обнаружил ли Цай Цзин… Была ли сестрица Чао еще?..
Не без труда, но У Юну удалось отбросить этот ворох вопросов и настроиться на разработку стратегии и дальнейших действий. Он почувствовал, будто борется с самим собой.
Голова Танцующего Листа опустилась, он был явно измотан, глаза его закрылись, а бока мелко подрагивали. У Юн уселся на траву и, запрокинув голову, обратил взор на звезды, дав им обоим передышку.
Дышать было трудно, но возможно. Мир перед глазами У Юна то обретал ясность, то разлетался на осколки, что могли ранить.
Вот. Полярная звезда, самая яркая на севере, спокойно взирала на происходящее внизу, точно это была самая обычная ночь. Значит, тропа вела на юго-запад. А пришли они с востока.
Когда У Юн вновь поднялся, разминая суставы от тупой боли, Танцующий Лист обеспокоенно задергался, избегая прикосновения. Тяжелыми, точно налитыми свинцом руками У Юн отстегнул от седла бурдюк с водой и принялся пить, чувствуя, как саднило горло от каждого глотка.
Он отпил лишь половину, остальное оставил коню. Тот шарахнулся в сторону, но У Юн придержал его под уздцы и повернул бурдюк так, чтобы вода попала ему на язык.
– Пей. Немного осталось, и мы оба отдохнем. Пей.
Лошадь все-таки позволила себя оседлать, пусть приподняться на стременах и казалось У Юну почти невозможным.
Верное направление. Сейчас это самое главное.
У Юну удалось растолкать коня и заставить того медленно идти вперед по траве, пусть тот и брыкался, скребя копытами неровную землю.
– Нет, по дороге нельзя. Этот путь ведет…
Куда? Запрет ли Чао Гай духов, когда все будет кончено? Или же позволит им бродить, навсегда стерев с карты мира Дунцицунь, по ничейным землям, куда не осмелится больше ступить ни один человек?
Смогла бы Чао Гай вновь заточить их, даже если бы захотела?
Собиралась ли она сама спастись?
У Юн направил лошадь подальше оттуда, где была деревня. Они отошли даже дальше, чем было нужно, медленно продираясь сквозь жесткую траву. Тогда они неслись галопом, не разбирая дороги, и теперь прикинуть расстояние было весьма трудно… Уж лучше проскакать чуть больше, но оказаться в безопасности, чем нарваться на окраины Дунцицунь.
У Юна передернуло.
Танцующий Лист волочил копыта, спотыкаясь о землю. У Юн позволил бедному животному самому задать темп, тем более что сейчас было достаточно и медленного шага – так он мог удержаться в седле. Дым начал отравлять его легкие еще до начала сражения, последующих ужасов и бешеной скачки, а потому сознание У Юна расплывалось маслянистыми кругами, к тому же его сильно подташнивало.
Пейзаж вокруг них менялся с каждым их изнуренным шагом. По большей части то была трава, изредка попадались лесные заросли, проселочные дороги или ручьи. У Юн дал коню напиться вдоволь и спешился ради того же, попутно сполоснувшись и сплюнув. Ему все еще чудился запах гари.