Лу Цзюньи не могла оторвать взгляда от двух божьих клыков. В горле скопилась желчь. Цай Цзин пока ничего не заметил, и если бы Лу Цзюньи заговорила, то вынесла бы Лин Чжэню смертный приговор; с таким же успехом она могла сама перерезать ему горло.
Что он, возможно, и собирался сделать с ней…
Шум вокруг здания не стихал. Стражники толкались туда-сюда, блокируя выходы, которые и так уже выглядели неприступными. Но никто из них не смотрел в сторону Лу Цзюньи и Лин Чжэня. Никто и не подозревал, что среди них есть угроза.
Лин Чжэнь и Фань Жуй… а что, если ее побег являлся частью их более масштабного плана, с помощью которого они оба собирались вырваться на свободу? Если магнетит все же сработал бы, как они твердили, и Лин Чжэнь убедился бы, что их измененный божий клык готов, то все, что ему оставалось, – это схватить один из них и обрести силу, что позволит ему прорваться через стражу и сбежать вместе со своей женой, когда она окажется здесь…
Однако он действовал чересчур небрежно. Он не использовал метод, который, как предполагалось, должен был заставить камень заработать. Должен был заставить все это заработать. И когда он встретился взглядом с Лу Цзюньи, то застыл, как кролик при встрече с охотником.
Он знал, прекрасно знал, что делает.
Она вновь взглянула на Лин Чжэня, которому приставили клинок к горлу; его глаза бешено вращались, как у зверька в ловушке, пока не наткнулись на ее взгляд. Он посмотрел на свое рабочее место, а после вновь на нее и словно взмолился.
Переполох снаружи усилился. Вбежал один из стражников и быстро поклонился Цай Цзину:
– Господин советник, министр Дуань схватил их!
После доклада солдаты у одной из дверей расступились, и у Лу Цзюньи подкосились ноги.
Вошедшие стражники вели Фань Жуй, Линь Чун и так называемого Тактика, который побывал в гостях у Лу Цзюньи только вчера вечером. Он, единственный среди них, держался на своих двоих и мог идти, пусть и был связан и окружен солдатами, как и остальные. Фань Жуй держали крепче всех, руки и рот ей плотно зажали, и по меньшей мере дюжина клинков образовали вокруг нее плотное кольцо, а военный министр, сам
Двое других стражников тащили Линь Чун. Казалось, она была без сознания, все ее лицо сплошь покрывали синяки и запекшаяся кровь, а волосы и одежда были в полном беспорядке.
Линь Чун была свободна… полностью свободна, находилась далеко и не была виновна в каком-либо преступлении, но все же она вернулась нанести удар в сердце империи, стать той самой преступницей, которой ее заклеймили…
Судя по всему, это и оказалось их «более срочными делами», которыми она со своим другом планировала заняться и о которых они уклончиво упоминали, пока пытались склонить Лу Цзюньи к государственной измене. Она не могла взять в толк, откуда им известно о Фань Жуй, и не понимала, зачем им вообще понадобилось вызволять ее из заточения.
– Господин советник, – поприветствовал Цай Цзина военный министр, прошагал вперед и поклонился ему. – Мы по-прежнему собираем информацию, поэтому расследование продолжается. Поимку этих троих едва ли можно счесть большим вкладом, но я подумал, что лучше всего будет немедленно доставить их к вам и к другим моим начальникам, поскольку их преступные намерения лучше будет разгадывать тем, кто куда прозорливее меня в делах государственных. Я отправил гонцов, чтобы остальные советники прибыли сюда.
Происходило что-то, что выходило за рамки понимания Лу Цзюньи, – министр говорил льстиво и со всем почтением, явно снимая с себя любую ответственность, по каким-то скрытым причинам, но лицо Цай Цзина посерело от ярости. И вызвана она была не побегом Фань Жуй, а словами министра.
– Командующий Гао, – обратился Цай Цзин, не отрывая взгляда от военного министра. – Будьте так любезны встретить наших глубокоуважаемых советников и проводить их в Зал Белого Тигра. Передайте им, что мы проведем собрание там.
Командующий Гао смотрел то на одного начальника, то на другого. Мудро смекнув, что лучше не ввязываться в противостояние между ними, он выскользнул из комнаты без каких-либо возражений.
– А теперь, министр Дуань, – начал Цай Цзин елейным тоном, в котором сквозил яд. – Вы были столь мудры, что оставили этих изменников под надзором своего божьего зуба. Но куда разумнее осуществлять этот надзор в стенах темницы.
Глаза министра сузились. Цай Цзин, быть может, и был его начальником, но между ними ощущалась какая-то борьба за власть – или, возможно, между Цай Цзином и человеком, который стоял за министром, коллегой Цай Цзина… Военный министр доставил опасных заключенных сюда, в охраняемый исследовательский комплекс Цай Цзина, что уже можно было принять как вызов…