Речные разбойники

Но, опять же, допытываться бы он не стал, только если сама Ань Даоцюань не захотела бы поделиться. В том и заключалось искупление, которое даровало Ляншаньбо. Свои умозаключения У Юн решил держать при себе и просто продолжал следовать врачебным указаниям сестрицы Ань. Ну, по крайней мере большинству из них.

Волшебный Лекарь, как и всегда, весьма мудро рассчитала, сколько времени нужно придерживаться ее рекомендаций – не слишком мало, не слишком много. Когда У Юн спустился на тренировочное поле – без чьей-либо помощи, между прочим, – и приступил к упражнениям, движения показались ему изумительными, но чересчур утомительными. Слабость накатила тяжелой волной, по телу заструился пот, одежда вся вымокла, но, черт возьми, это было даже более бодряще, чем все предписания их лекаря.

У Юн раз за разом вырисовывал медной цепью замысловатые фигуры, его мышцы болели, но в то же время он испытывал наслаждение от каждого выпада и удара. Эти упражнения, как всегда, были для него своего рода медитацией, его разум подстраивался под каждое выверенное движение тела и конечностей, метался между прошлым и будущим. Он строил планы, переосмысливал что-то или же переоценивал. Сопоставлял недавно раздобытые сведения со старыми зацепками, преследуя более высокие цели, чем земля и небо, которых достигала его цепь при ударе.

Пока что до них дошли слухи, что расследование кражи подарков ко дню рождения приобрело больший размах, чем предполагал У Юн. Имперская стража нынче не могла похвастаться дисциплиной, и то, что у них хватало времени и людей, чтобы неделями прочесывать близлежащие деревни… было поистине удивительно. Столь масштабного расследования не проводилось, даже когда в прошлом году произошел похожий случай с нападением разбойников на праздничную процессию. У Юн не был склонен пренебрегать разведкой, а потому такой любопытный факт тщательно изучил и учел задолго до того, как они начали планировать грабеж.

При таком ослаблении военной мощи и растущих запросах на северных границах какой прок был Цай Цзину цепляться за ничтожную тень нанесенной ему обиды?

«Судя по всему, дело как раз в обиде, – решил У Юн и, завертевшись, приземлился, заняв устойчивую позицию, после чего крутанул цепью. – Наверняка он воспринял это как личное оскорбление».

Собственно, именно этого они и добивались, но советника не любили многие. И то, что случившееся его так сильно задело, определенно льстило, но вместе с тем вызывало беспокойство.

У Юн сделал выпад, медная цепь быстро описала круг и прошлась по траве, сбив с ног семерых воображаемых противников.

Личная месть спутала все его расчеты. Если Цай Цзин решится обрушить всю военную мощь империи на Ляншаньбо…

Они не искали битвы с подобным противником, но и нельзя было сказать, что они были к ней плохо подготовлены. Их гора была настолько удобной для обороны, насколько вообще таковым может быть укрепленный лагерь, и каждый здесь готов был расстаться с жизнью, чтобы защитить ее.

У Юн предпочел бы думать, что Цай Цзин не сумеет копнуть достаточно глубоко, чтобы распознать их в качестве своей цели, все же империя была очень велика. Но разбойники с горы Ляншаньбо снискали определенную славу в здешних краях, что У Юну безусловно нравилось. Люди съеживались от страха, лишь заслышав их имена. Путники шептались о них, сидя у огня на постоялых дворах, бросая при этом пугливые взгляды на двери. В усадьбах помещики усиливали охрану и держали ухо востро всякий раз, как до их ушей доходили вести об очередных деяниях разбойников Ляншаньбо. Не сказать, чтобы в здешних местах не было других гор со своими разбойничьими лагерями, – их всегда хватало, даже сосчитать было трудно, и обитатели Ляншаньбо водили дружбу если не со всеми, так с большинством из них. Было кое-что еще, что связывали с именем Ляншаньбо: что они были жестокой бандой женщин.

Не то чтобы такое утверждение было совсем верным, но и полной ложью его не назовешь; и, возможно, этого вполне хватило бы, чтобы вычислить их. Поиски были обречены на провал, к тому же то вино с дурманом должно было отнять у солдат если не все воспоминания, то значительную их часть, но если Цай Цзину все же удалось восстановить столь запутанный ход событий… если он сопоставил это со слухами из сельских краев и сделал выводы…

У Юн счел тогда свой план толковым и хорошо продуманным – путешествовать под видом обычной, не представляющей угрозы группы женщин. Как бы там ни было, придумано было хитро, вот только все же им стоило перерезать горла солдатам, а не оставлять их одурманенными и связанными. У Юна не терзала моральная сторона вопроса, просто он счел это отвратительным… Прибегать к такой тактике было все равно что принизить собственное мастерство сущей безвкусицей, которая не принесла бы и толики удовлетворения.

Все говорило о том, что никакой необходимости в этом не было. До этих самых пор, когда исправить ничего уже было нельзя.