Речные разбойники

У Лу Да будто камень на душе лежал. Сестрица Линь все-таки узнала, ' что Лу Да рассказала Ван Лунь, когда столь неблагодарно поносила свой божий зуб. Сестрица Линь наверняка рассердилась, и она имела на то полное право. Неосторожные слова Лу Да спровоцировали Ван Лунь на безрассудство («Черт тебя дери, сестрица Ван, ни терпения, ни сдержанности!») Но виновата ведь во всем была Лу Да со своим чересчур длинным языком; она подтолкнула Ван Лунь бросить вызов ее названой сестре, которую должна была любой ценой защищать, а у сестрицы Линь не осталось иной достойной альтернативы, кроме как убить сестрицу Ван, и Лу Да, пусть нехотя, но готова была признать, что их стан Ляншаньбо, быть может, теперь стал только сильнее, а сестрица Чао – лучшая из всех, кто когда-либо рождался на этом свете; и, разумеется, добрая и благородная, она станет отличным главарем, но все же… Сестрица Ван наверняка вернется в следующей жизни крайне расстроенной. Быть может, начнет их преследовать. И преследовать Лу Да, потому что она во всем виновата…

– Я хотела поговорить с тобой о Ван Лунь, – сказала Линь Чун, будто разгадав тайные переживания Лу Да. – Ты горюешь по ней, верно?

Черт бы побрал это все. Ну разумеется, Линь Чун была столь бескорыстна, что спросила именно об этом.

– Так же, как я горевала бы по любому из своих родичей здесь! – горячо заверила ее Лу Да. Даже слишком горячо – чувство вины сильно жгло. – Ученая по камешку создала эту гору, спасла нас от небытия в ее недрах, тебе здесь любой то же самое скажет. Ох, моя милая сестрица, ты столь добра, что даже спросила о нашей скорби, хотя именно тебе пришлось нанести ей тот ужасный последний удар!

С рыданиями она кинулась на шею Линь Чун, позабыв на мгновение о заживающих ранах сестры. Вновь, но разве это кого-то волновало, ведь и сама сестрица Линь легкомысленно относилась к ним – она была в четыре раза меньше Лу Да, но если бы ее даже утыкали стрелами, то наверняка просто поднялась бы и стряхнула их, как собака отряхивается от воды.

Спустя какое-то время сестрица Линь осторожно разомкнула объятия, продолжая поддерживать Лу Да за предплечья:

– Сестрица Лу, я…

– Что? – ревела Лу Да.

– Я не… – она прочистила горло. – Сестрица Лу, прости меня, я не сильна в таких делах. Сюда, давай присядем.

Они уселись на широкое заросшее мхом бревно, наполовину скрытое лесной подстилкой.

– Я… и со своей кровной семьей никогда не была хороша в… Я хотела бы утешить тебя, – сияющий серьезный взгляд Линь Чун встретился с ее глазами. – Я прошу тебя простить меня. Мне стыдно, потому что я задала вопрос не из беспокойства о тебе, а руководствуясь собственными мотивами. Я хотела спросить, простят ли меня местные… но теперь вижу, что этот вопрос лишний. Скажи, сестренка, как я могу помочь тебе? Ты ненавидишь меня за случившееся?

Чтобы она ненавидела сестрицу Линь?!

– Разумеется, нет! Ты сделала только то, что должна была. Это все моя вина и только моя. Я наговорила сестрице Ван… Я так злилась на тебя, вот небеса и покарали меня за мелочность…

– Ты злилась… на меня? Прежде? – недоумевала Линь Чун, лицо ее исказилось в смятении. – Но почему?

– Э-э-эх! Это и яйца выеденного не стоило.

– Это ты сказала сестрице Ван настоять на поединке со мной, что она и сделала?

– Нет! – воскликнула Лу Да. – Благородно, конечно, было с ее стороны так поступить, но я никогда этого не хотела…

– Сестрица, прошу, я… – Линь Чун робко протянула руку и коснулась плеча Лу Да. – У меня и младшей сестры никогда не было, а теперь вся эта нынешняя семья в новинку для меня, и я… я хочу поступить правильно по отношению к тебе. Прошу, скажи мне, в чем моя вина перед тобой?

– Нет здесь твоей вины, да все потому, что я… – Лу Да не знала, как сознаться. Эгоистка, та еще эгоистка… Учили ведь монахи: думать надо, прежде чем говорить. А ты их не слушала, и Линь Чун не послушала. – Я видела, как ты тренировалась с Чао Гай, – выпалила она. – Ты не позволяешь мне пользоваться моим божьим зубом, но и учить, как им пользоваться, тоже отказываешься! Я так хорошо выкладываюсь на тренировках, но ты могла бы обучать меня и после них, или ночью, или же ранним утром, да я с первыми петухами просыпаться готова, клянусь тебе! Но ты этого не делаешь. У тебя даже божьего зуба нет, и ты…

Воспоминание о тренировочном бое Линь Чун и Чао Гай пронеслось у нее в голове. Нечестно.

Линь Чун не торопилась с ответом, за это время Лу Да не раз успела отругать саму себя за бесхарактерность. Когда ее сестрица наконец заговорила, голос ее звучал очень мягко:

– Прости меня, – она крепче сжала руку Лу Да. – Я и подумать не могла… Сестренка, мне бесконечно жаль. Я приношу свои извинения.

– Ты же учитель, – проворчала Лу Да. – Это я должна извиняться.