Рэй

Треск сучьев, крик: «Отпустите!», – возня, борьба… Мелькали чужие наглые пальцы, рвалась одежда; текли по щекам слезы. Отсюда она казалась ему маленькой и беззащитной, очень-очень бледной. И все звала: «Рэй, помоги… помоги, Рэй!» Он знал, что будет слышать этот крик не только во сне, но и наяву до конца жизни.

Они издевались над ней по очереди. Один раз, второй, третий – Хантер умирал изнутри столько раз подряд, сколько секунд во время «фильма» отсчитывали висящие на стене часы.

– Смотри, что было дальше…

Рэй уже не смотрел. И даже не размышлял о том, что поступил, как подонок, что каким-то образом должен искупить свою вину, – он впервые размышлял о том, что навести пистолет на собственный висок – не такая уж плохая идея. Но Дрейк не даст уйти, пока фильм не закончится.

– Видишь, что ты наделал?

Они сбросили Тами с обрыва. Не сразу. Издевались, смеялись, глядя на то, как соскальзывают с камней ее ослабевшие ободранные пальцы, – она уже не звала на помощь. И даже не кричала, когда ей наступили на руку – летела в бездну молча…

– Увидел?

Хантер больше ничего не видел. Знал только, что ему нужно добраться до дома – в подвале оружейный арсенал.

– Ты понимаешь, что я не могу тебя больше держать на службе, Рэй?

Глаза Дрейка печальные, но больше разочарованные – взгляд покрывался изморозью, как осенняя лужа льдом.

Да.

Хантер не смог выдавить даже такого просто слова, как «да».

– Ты уволен. Сдай значок.

«Ты же сам сказал мне искать маркеры? Ты же сам отправил меня в это путешествие?»

Кричать, выяснять, оправдываться и перекладывать ответственность на другого, можно было до бесконечности – Рэй знал, что не будет этого делать.

Он просто смотрел, как Начальник уходит, как немо смотрит на «подонка, убившего невинную девчонку» серебристая ткань куртки, как бесшумно закрывается дверь. Все, он в Реакторе в последний раз. Он везде в последний раз – пожил.

– Слушай, ты что, правда, свою девчонку завел в Куб? Вот я бы никогда. Ани-Ра, конечно, прошла Войну, но даже после этого я не стал бы ей рисковать. Ты что, не помнишь, как мы там плутали сами? Но то – мы, а то – она…

Он не видел, когда в кабинет вошел Эльконто. И даже не увидел, как он вышел – все смотрел на обрубок рукава и надпись под ним: «Не верь, ты в Кубе…»

Та, кто написала это, уже мертва.

Рэй жалел, что не может плакать, что внутри него уже все мертво тоже и потому сухо. Когда его покинули, он хотел подняться, но завис…

Он «висел», и на стене тикали часы. Прошла минута, другая, третья – Хантер не «отвисал».

Интересно, почему? Если он уже побывал в Кубе, то, наверное, нашел поле, а если нашел, значит, попросил о здоровье. Тогда почему он висит?

Прежде чем его мыслительный процесс возобновился, прошли еще долгие четыре минуты.

Но он не помнил, как находил поле. Не помнил, как просил о здоровье.

Не помнил, как его выкидывало из Куба…

Не помнил, как добирался до Реактора, но точно помнил бы, если бы это случилось.

И если он ничего из этого не помнит…

…значит, он все еще в Кубе.

– А-а-а, черт бы тебя подрал!

Как белесая ткань, падала с сознания пелена.

И ведь он действительно мог в этой иллюзии доехать до дома и благополучно застрелиться.

Рэй взревел. Если поле не найдено, значит, и Тами может быть жива. И даже если с ней что-то случилось, он отыщет «эликсир здоровья» и попросит его вернуть Тамарис жизнь.

– Открывай для меня выход! – заорал дрогнувшим стенам не своим голосом. – Открывай, я сказал!

* * *

Поле; серое небо. Кажется, еще чуть-чуть, и заморосит. Рэй смотрел, как в метрах в пятидесяти от него колышется удивительная субстанция – не облако, но сгусток молочного дыма. Очень живого дыма, искрящего, отливающего серебром.

«Заряженная материя». Та самая, имеющая собственный разум. Квантовое поле, рисующее им маркеры в самой заднице мира…

«Странное у него чувство юмора».

Облако, тем временем, то замирало, рассматривало гостя, то вдруг стремительно принималось менять формы – превращалось то в города, то в фигуры, то в лица, то почти таяло. Оно жило, играло, бесновалось, перетекало, моментально рождалось, так же моментально умирало, вспыхивало опять.

Рэй сумел отлепить от него взгляд и даже забыл, что нужно шагать навстречу, – он искал Тами. Все оглядывался вокруг, смотрел, ждал, скрежетал зубами от нетерпения.

Возможно, с ней действительно что-то случилось… И если так, то у него только один выход – вон он, волшебник, клубится и переливается, – сейчас Рэй у него и попросит.

Но не успел он ступить и шагу, как услышал треснувшую ветку – слева от себя, в дальних кустах.

– Тами, – он бросился навстречу, когда ее фигура еще не показалась. И возродился сам, когда, наконец, увидел ее – бледную, но живую. – Тами!

(Carter Burwell – Opening)

– Я хотел просить за тебя, я хотел приказать ему, чтобы оно… – он не верил, что прижимает ее к груди – дышащую, теплую. Такую хрупкую, изнеможенную, но прошедшую этот долгий путь. Выстоявшую несмотря ни на что. – Он сказал мне, что ты… С тобой все в порядке? Я могу попросить поле, чтобы… Мы его нашли, Тами!